И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Впоследствии Елена Блезе , признавшись, в свою очередь, Дорвойдту, передала ему полученные от Мельницкого деньги, и тот уложил их в купленные нарочно для этой цели две тумбы, а не поместившиеся спрятал в ящик в комоде между грязным бельем, где они и найдены при обыске. Из показания Бориса Мельницкого видно, что в 1-й раз он начал тратить переданные отцом деньги месяца 3 спустя после совершения преступления, но тратил сначала изредка, разменивая отдельные сторублевые билеты, потом чаще и чаще, покупая иногда ненужные вещи; в марте же и апреле 1882 г. по совету отца стал приобретать уже в меняльных лавках в Петербурге разные процентные бумаги, называясь при покупках фиктивными фамилиями. Таких бумаг куплено было тысяч на 20, и они впоследствии переданы Дорвойдту, у которого найдены. Далее, из тех же денег обвиняемый производил траты на содержание отца и членов семьи, в том числе сестры Варвары, уплатил долги отца: 900 рублей помощнику его по должности казначея Колмовскому и 1 тысячу 500 руб. подрядчику Валькову, дал взаймы товарищу Милюкову около 3 тысяч рублей, внес за защиту отца присяжному поверенному Курилову 2 тысячи рублей и передал в разное время Дорвойдту 11 тысяч рублей, сестре Валентине Гетманчук 15 тысяч рублей и тетке Вере Мельницкой 7 тысяч рублей. По объяснению Бориса Мельницкого, передавая деньги Милюкову, он сказал, что дает ему из числа сохранившихся у отца, так что Милюков об истинном происхождении не знал, а Курилову, Колмовскому и Валькову платил от имени дяди Льва Илиодоровича Мельницкого, который, зная уже о присвоении Федором Мельницким казенных денег и о нахождении их у Бориса, сам давал советы уплатить частные долги брата и был согласен на уплату вознаграждения Курилову. Что касается Валентины Гетманчук, Варвары и Веры Мельницких и Дорвойдта, то все они, принимая деньги, знали, что таковые составляют часть похищенных. Валентина Гетманчук узнала о преступлении в апреле 1882 года из записки отца, переданной через Варвару Мельницкую, и сначала до того возмутилась, что прекратила сношения с Борисом, ответила резким письмом отцу и сама переехала на отдельную квартиру; но потом, в июне или в июле, по возвращении из Заречья, имения дяди, помирилась с братом и решилась брать от него деньги. С этого времени до судебного заседания по делу отца ей было передано около 5 тысяч рублей, а после заседания Борис в один раз вручил ей 20 тысяч сторублевыми билетами, из которых она в декабре возвратила ему 10 тысяч рублей в двух пачках по 6 тысяч и 4 тысячи рублей до более удобного времени. Вера Мельницкая узнала о присвоении казенных денег от Бориса Мельницкого, который под влиянием слухов о том, что номера похищенных сторублевых билетов записаны, признался ей в своем участии и просил даже спрятать на время деньги. Она от этого отказалась, но в сентябре, когда ей понадобились деньги для выдела пасынков, взяла у него 7 тысяч рублей сторублевыми билетами. С Альбертом Дорвойдтом Борис Мельницкий познакомился лет 5 тому назад по тому поводу, что он женился на Варваре Блезе, мать которой была гувернанткой покойной жены Федора Мельницкого, и сблизился с ним весною 1882 года, когда он решился завести свое собственное торговое дело. На это дело сам обвиняемый предложил ему 5 тысяч рублей, сказав, что деньги удалось припрятать после ареста, а впоследствии дал еще около 6 тысяч рублей, не скрывая уже, из каких источников их почерпнул. Варвара Мельницкая, по словам Бориса Мельницкого, узнала о преступлении случайно из незапечатанной записки, которую ей вручил отец для передачи Валентине, и пользовалась потом деньгами от брата, который, впрочем, не давал ей более 25 рублей в один раз. Наконец, Лев Мельницкий узнал о деньгах от Бориса весною 1882 г., и в первое время советовал ему куда-нибудь их подкинуть, но затем сказал, что делать нечего, надо так оставить. Впоследствии обвиняемый не раз советовался с ним относительно способов употребления денег. Лев Мельницкий некоторые намерения его одобрял, как, например, по поводу приобретения процентных бумаг, высказавшись в этом случае словами: «Это хорошо». Кроме того, Федор Мельницкий, рассчитывая на оправдание его по обвинению в присвоении 307 тысяч 500 рублей и думая в этих видах пополнить мелкие растраты, велел сыну купить на 20 тысяч рублей процентных бумаг и передать их дяде, с тем, чтобы тот уже от своего имени и своими деньгами расплатился в указанных выше целях. Лев Мельницкий и был согласен на это, но не выполнил обещания, рассудив, что уплата по мелким растратам не могла повлиять на освобождение его брата от обвинения в присвоении 307 тысяч 500 рублей.

В подтверждение сознания Бориса Мельницкого следствием добыты нижеследующие данные.

Осужденный Федор Мельницкий , спрошенный 2 января 1883 года относительно присвоения 307 тысяч 500 рублей, по выслушании показания сына объявил, что это показание верно, и хотя от дальнейших разъяснений отказался, но в поданном вскоре письменном заявлении вполне удостоверил все подробности рассказа Бориса Мельницкого.

Из дневника Федора Мельницкого, между прочим, видно, что во время его содержания под стражею чаще других с ним виделся Борис, который сам приносил требуемые припасы и вещи. В квартире Бориса Мельницкого при магазине Дорвойдта судебным следствием найдены 8 января 1883 г. чучела большого тетерева и зайца, брюшки у которых оказались распоротыми. Рассказ Б. Мельницкого подтверждался также и показаниями других свидетелей: портнихи Прасковьи Богатыревой, отворявшей ему двери 3 ноября 1881 года, кухарки Анисьи Давыдовой, передававшей ящики с чучелами извозчику, извозчика Козлова, отвозившего эти ящики в имение Покровское, управляющего этим имением, а также Ванькова, который получил от Б. Мельницкого 1 тысячу 500 рублей, и Милюкова, который взял взаймы у Б. Мельницкого до 3 тысяч рублей, из которых 600 рублей были получены им еще до 3 ноября 1881 года. Ввиду показаний Б. Мельницкого к следствию в качестве обвиняемых были привлечены: Альберт Дорвойдт, Елена Блезе, Варвара и Вера Мельницкие, Валентина Гетманчук и Лев Мельницкий.

Альберт Дорвойдт , признавая себя виновным в укрывательстве денег, объяснил, что еще в апреле 1882 года он решил бросить службу у Хачанова и заняться каким-нибудь комиссионерским делом, о чем часто высказывался в своей семье в присутствии Б. Мельницкого, но по недостатку средств не мог привести свое намерение в исполнение. В конце же мая во время прогулки на даче Милюкова, Б. Мельницкий объявил ему, что из имущества отца на каждого из детей достанется тысяч по пяти, и тут же предложил употребить в дело деньги, приходящиеся на его долю. Сначала было он, Дорвойдт, отказался, но, видя, что отказ огорчил Бориса, согласился на предложение под условием личного участия самого Б. Мельницкого в предприятии. Между ними состоялось соглашение, по которому Дорвойдт открывал магазин на свое имя, а Мельницкий поступал к нему в качестве бухгалтера с жалованьем в 40 рублей в месяц и с квартирою при магазине. Спустя некоторое время Б. Мельницкий привез к нему 3 тысячи рублей в облигациях Петербургского кредитного общества, а потом еще 2 тысячи 500 рублей в таких же облигациях и билетах государственного банка. На эти деньги Дорвойдт решился завести торговлю керосином и другими осветительными материалами, нанял магазин в доме Ермаковых, сделал необходимые приспособления и, заключив с товариществом «Губонин и Кº» условие на поставку 10 тысяч пудов керосина, дал в задаток 1 тысячу рублей; оставшиеся же деньги положил на текущий счет в банкирскую контору «Ростовский, Стефаниц и К°». В сентябре магазин был открыт, и Б. Мельницкий поселился в квартире над магазином. Вскоре, однако, торговля начала падать, ввиду понижения цен на керосин, и Дорвойдт объявил однажды Мельницкому, что если так дело будет продолжаться, то придется приостановить платежи и что только заем тысячи в три мог бы поправить дело. На другой же день Мельницкий вручил ему пачку сторублевых билетов, сказав: «Этого довольно? Тут 5 тысяч»,— и тогда только Дорвойдт в первый раз понял, откуда у него берутся деньги, но не стал расспрашивать; обоюдное их смущение выдало тайну, дело было сделано, возврата уже не представлялось, и новые 5 тысяч рублей были употреблены на торговлю. Затем в конце ноября Борис Мельницкий принес Дорвойдту довольно объемистый сверток, а 4 или 5 декабря вручил ему и другой такой же сверток с деньгами. Оба они были отнесены Дорвойдту в квартиру, в доме Леонова, и первый был спрятан в нижний ящик комода под грязное белье, а второй несколько дней валялся или под диваном, или на столе под старыми газетами; но потом Дорвойдт вынул деньги из последнего свертка и сложил в 2 тумбы, которые закрыл картонными кружками и залил гипсом; не поместившиеся же 62 сторублевых билета внес на текущий счет во второе Московское общество взаимного кредита, чековая книжка которого у него отобрана при обыске. В оба раза Мельницкий передавал деньги, не объясняя количества и говоря только: «Спрячьте, ищут».