Владимир Демченко - Главные преступления советской эпохи. От перевала Дятлова до палача из Мосгаза

Командированного допросили. Вниманием к сестре он был немало удивлен. Она, дескать, живет в небольшом белорусском городе Лепель. Участница войны, работает на швейной фабрике контролером швейного цеха. Муж ее тоже ветеран. Уважаемые, в общем, люди. На вопрос, почему он Парфенов, а она Макарова, военный рассказал курьезную школьную историю.

Неужели это та самая Тонька-пулеметчица? В Лепель отправили оперативника КГБ с заданием достать изображение Антонины Гинзбург. Без проблем: лик Антонины висел на Доске почета фабрики. Свидетели в Локоти неуверенно закивали: «Да, очень похожа. Но ведь прошло столько лет. Вдруг это опять ошибка…».

Белорусскому КГБ поручили выяснить как можно больше о контролере швейного цеха. Ошибиться значило оскорбить подозрением заслуженного человека. За Макаровой-Гинзбург установили слежку. Но женщина жила обычной жизнью, ходила на работу, варила борщи мужу и взрослым уже дочерям…

9 мая 1978 года. Ветеран Антонина Гинзбург участвовала в общегородском митинге, выступала перед школьниками, рассказывая о войне. В какой-то момент к ней подошел журналист. Он с интересом расспрашивал Антонину Макаровну о ее боевом прошлом, желая детально описать подвиги в публикации. Позже этот молодой человек, оказавшийся капитаном госбезопасности, направил в Брянск рапорт:

«Старается уйти от ответов на конкретные вопросы относительно действий войскового соединения, в котором воевала. Не смогла назвать командиров батальона, полка и даже дивизии».

Было решено отправить в Лепель локотских свидетелей.

К побегу из Локоти Тонька-пулеметчица начала готовиться заранее. Через поселок часто гнали советских пленных. Однажды, еще в 1942 году, кто-то из полицаев шепнул ей: среди новой партии есть ее тезка — Антонина Макаровна Макарова. Тонька сначала усмехнулась и пожала плечами. Но потом осознала, что такое совпадение может здорово ей пригодиться.

Она уговорила одного из любовников — офицера комендатуры — дать ей побеседовать с пленной. Привела в кабинет, напоила чаем… Оказалось, девушка из Москвы, воевала санитаркой на передовой и попала в плен после контузии. Тонька-пулеметчица аккуратно записала все: номера частей, звания, сведения о родственниках. Тонька была приветлива и доброжелательна. А утром договорилась с тем же офицером и отправила санитарку в строй смертников. И расстреляла без тени сожаления.

Листок со сведениями пригодился. Когда в 1943 году в Локоти стала слышна канонада советских пушек, она выучила его наизусть. А потом увязалась за отступающей немецкой армией. Добежала до Кенигсберга (ныне Калининград). Зимой 1944 года город был окружен, покровителям стало не до Тоньки-пулеметчицы, она оказалась предоставленной сама себе.

Когда наши войска захватили город, Тоньке удалось в неразберихе смешаться с узниками одного из концлагерей. В особом отделе проверяли всех. Тонька без запинки отрапортовала, где служила и как попала в плен расстрелянная ей санитарка. В дивизию отправили запрос и вскоре получили подтверждение правдивости Тонькиных слов. Девушке выдали новые документы и определили служить в госпиталь — тут же, в Кенигсберге.

Так Тонька-пулеметчица начала новую, третью по счету жизнь. Сестричка-фронтовичка ухаживала за ранеными, не страшась самых жутких увечий, для каждого находя время и ласковое слово. Одним из раненых был молодой солдат Виктор Гинзбург из Лепеля. Симпатичная санитарка приглянулась ему. Да и она частенько поглядывала в его сторону. Влюбилась ли она в него? Или просто решила, что в замужестве ей будет безопаснее? Трудно сказать. Свадьбу сыграли там же, в захваченном немецком городе. А потом, демобилизовавшись, отправились в Лепель.

Теперь Тонька-пулеметчица была Антониной Гинзбург. Со временем у супругов появились две дочки, семье дали отдельную квартиру. Антонина работала на фабрике, ее муж — в автомастерской.

Макарова-Гинзбург даже разыскала братьев и сестер, переписывалась, встречалась с ними. А что, она ведь прошедшая плен фронтовичка.

Наверное, женщина так и дожила бы до глубокой старости — без воспоминаний, без угрызений совести. Приближался выход на пенсию. Поэтому Антонина Гинзбург не удивилась, когда ее попросили зайти в собес.

В опознании участвовали две жительницы поселка Локоть. Одна, загримированная, сидела прямо в кабинете. Вторая вместе с одним из оперативников ждала на улице. Договорились так: если свидетельница на улице уверенно опознает пулеметчицу, наступит офицеру на ногу. Но женщина от волнения все перепутала. Она уткнулась лицом в грудь опера, боясь, что наводившая ужас женщина-палач узнает ее. А потом, опомнившись, чуть ли не закричала:

— Да делайте же что-нибудь! Вы что, не видите, что она сейчас уйдет!

Через секунду на улице появились еще два сотрудника КГБ и вторая свидетельница. И той, и другой хватило одного взгляда, чтобы узнать женщину-палача.

— Успокойтесь, — сказал офицер. — Она под наблюдением и никуда не денется. А задержать ее надо тихо, без лишнего шума.

Когда Тоньку привезли в Брянск, она, не отпираясь, начала давать показания. Даже согласилась поехать в Локоть и провести следственный эксперимент. Показала, где ставила пулемет, где полицаи строили обреченных.

Она не боялась суда. К ней в камеру подсадили сотрудницу КГБ, и та узнала: Тонька-пулеметчица уверена, что смертный приговор ее не ждет. Ведь многим дали 10 лет, и к ней, надеялась Макарова-Гинзбург, отнесутся снисходительно ввиду возраста, срока давности и пола.

— Дадут года три, — рассуждала она. — А отсижу два. А потом начну новую жизнь.

Тонька была уверена, что не совершила ничего, что выходило бы за рамки обычного поведения в военное время.

— Времена были такие, я, что ли, в этом виновата, — повторяла она.

Она ни разу не попросила свидания с родными — ни с мужем, ни с дочерьми. Да Тонька и не вспомнила о них, для нее эта страничка уже была закрыта. Если уж предавать, то всех.

А вот супруг на предательство не был способен. Когда жена пропала, он носился по инстанциям, стучался во все двери, пока не выяснил, что она арестована.

— За что?

— Не имеем права сказать…

— Вы не понимаете, я не сдамся.

Виктор принялся писать в ЦК Компартии Белоруссии, потом в Москву. Грозился дойти до Организации Объединенных Наций. И тогда его все-таки пригласили в Брянск к следователю. Усадили за стол и протянули папку с показаниями Тоньки.

— Знаете почерк жены? Читайте…

На следующий день Виктор Гинзбург вернулся в Лепель, собрал вещи, взял дочерей и уехал из города навсегда.

20 ноября 1978 года суд приговорил Антонину Макарову-Гинзбург к расстрелу. У подсудимой на лице не дрогнул ни один мускул. Она завела руки за спину и прошла в автозак. Но тем же вечером написала прошение о помиловании. Потом, когда отказали, отослала еще одно и еще… Она ссылалась на то, что 1979 год — это Год женщины и что ей, представительнице слабого пола и матери, непременно нужно сохранить жизнь. Она придумывала все новые аргументы, писала, что раскаивается и что готова искупить вину… Трудом, но не кровью.