Елена Войниканис - Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху. Парадигма баланса и гибкости

Те противоречия, которые сделала очевидными новая эпоха, существовали и ранее. Содержание и форма никогда не являлись внутренней и единственной детерминантой произведения, скорее, они служили в качестве удобного инструмента, будь то для критического анализа литературоведов и искусствоведов или для анализа правового. В последнем случае, по мнению Джеймса Бойля (James Boyles), известного американского правоведа шотландского происхождения, уже многие годы занимающегося исследованием сферы общественного достояния, всегда существует неизбежное противоречие между «общественным благом и частной потребностью (или жадностью)», и разграничение между идеей и ее выражением «устраняет (или по меньшей мере скрывает) напряжение, которое существует между публичным и частным» [448].

Любопытно, каким образом видел соотношение формы и содержания немецкий философ Г. Фихте. Форма не только определяет принадлежность произведения определенному автору, но степень усвоения содержания авторского произведения. Законом мышления можно считать то, что любая идея рождается всегда уже оформленной, и это оформление неизменно несет на себе печать личности автора, когда речь идет о произведении, или читателя, если он так или иначе пропустил содержание книги через свое сознание. Именно поэтому покупается не содержание романа, а возможность его постижения, тот опыт и те переживания, которые сможет получить читатель, приложив больше или меньше усилий. Но если и творчество, и присвоение идей автора означают всегда оформление, то, значит, оформление авторское, по крайней мере, сопоставимо с оформлением читательским, ибо и то и другое требует интеллектуальных усилий. Подмеченная Фихте закономерность заставляет задуматься над историей человеческого познания. По словам Э. Гуссерля, каждая из наук «подключена к открытой цепи поколений сотрудничающих друг с другом и друг для друга индивидов, известных или безвестных исследователей, как бы к единой производительной субъективности, трудящейся для совокупной живой науки» [449], и это означает, что научная деятельность, как и любая деятельность в области культуры, является двусторонней и характеризуется не только определенным числом достижений, но и процессом их понимания, усвоения и повторения. С этой точки зрения задача права интеллектуальной собственности не может ограничиваться охраной результатов интеллектуальной деятельности ради защиты прав тех, кто их создал, но является гораздо значительней – право должно выстроить систему, обеспечивающую производство знания, существенно детерминированного количеством усвоенного и воспроизведенного, т. е. фактически актуальной доступностью информационных ресурсов .

Случаи свободного использования произведений без необходимости получать согласие автора и без выплаты автору вознаграждения устанавливают границы «монополии» автора на произведение. В определенном смысле речь идет о признании приоритета прав пользователя над правами автора, что имеет непосредственное отношение к установлению баланса интересов между данными субъектами права.

В России норма о свободном воспроизведении в личных целях впервые была закреплена в законе об авторском праве от 20 марта 1911 года, которым были внесены изменения и дополнения в различные законодательные акты (Законы гражданские, Устав гражданского судопроизводства, Устав уголовного судопроизводства), а также утверждено новое Положение об авторском праве. Статья 3 Закона содержала следующее положение: «Не считается нарушением авторского права пользование чужим произведением для создания нового произведения, существенно от него отличающегося, а равно снятие копий с чужого произведения исключительно для личного употребления и без помещения притом в копиях художественного произведения подписи или монограммы автора подлинника» [451]. Копия произведения, выпущенного в свет, сделанная без цели последующей продажи, а для личного употребления, как полагала редакционная комиссия, не может нанести вреда ни имущественным, ни тем более «нравственным» интересам автора. В Объяснительной записке Министерства юстиции специально разъяснялся вопрос об отсутствии необходимости ограничивать число копий, поскольку достаточной защитой прав автора служит ограничение использования таких копий личными целями.

Хотя копирование произведений в личных целях уже в то время вызывало споры, появление данной нормы в Положении об авторском праве нельзя считать случайным. Здесь следует учитывать как то, что работа над законом велась почти 18 лет, так и тот факт, что российский закон был разработан с учетом европейского законодательства и, прежде всего, германского [452].

По вопросу свободного копирования в личных целях между дореволюционным, советским, а затем и российским законодательством наблюдается очевидная преемственность. Постановление ЦИК и СНК СССР от 30 января 1925 года «Об основах авторского права» содержало норму, разрешающую «снятие копии с чужого произведения исключительно для личных целей и без помещения при этом на копии художественного или фотографического произведения подписи или монограммы» (пп. 12 п. 4). В Гражданский кодекс РСФСР 1964 года была включена специальная ст. 493 «Использование произведения для удовлетворения личных потребностей», в соответствии с которой допускалось без согласия автора и без уплаты авторского вознаграждения воспроизведение или иное использование чужого выпущенного в свет произведения для удовлетворения личных потребностей.

Вопрос о законности и свободного копирования для личных нужд долгое время просто не возникал, поскольку частная жизнь индивида полагалась само собой разумеющимися границами, внутри которых авторское право уже не действует. Оба права – право автора и право на частную жизнь – являются конституционными и закреплены в основных законах большинства государств. Обеспечение их одновременного соблюдения правовыми средствами является непростой задачей, поскольку взвешивать и учитывать приходится не только гуманитарное измерение (собственно «общественные блага»), но и технологические достижения, в зависимости от которых оказывается работоспособность избранных правовых механизмов.