Геннадий Есаков - Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

Дух компромисса, таким образом, привёл к выдвижению практических доводов в поддержку видоизменённой (а в сущности, отменённой в своём классическом виде) нормы о тяжком убийстве по правилу о фелонии. Однако они не настолько удовлетворительны с точки зрения положений общей теории виновности, созданной М.Р.С., чтобы подход, выстроенный на их основе, можно было приветствовать. Иными словами, психологический базис, призванный заместить собой в данном случае моральную упречность, оказался необоснован как с позиций общих принципов М.Р.С., так и с позиций практических соображений.

Итак, теория виновности М.Р.С. не смогла разрешить проблему тяжкого убийства по правилу о фелонии, будучи, в сущности своей, принесена в жертву идеям компромисса.

Анализируя презумпцию mens rea в аспекте положений М.Р.С., следует прежде всего отметить, что она не была прямо включена в текст кодекса. Тем самым его составители санкционировали существование рассматриваемой презумпции в силу § 1.12(6) М.Р.С., в соответствии с которым презумпции, установленные не кодексом, а иным законом, сохраняют своё действие в пределах, очерченных данным законом. Иными словами, общая презумпция намеренности в отношении естественных и возможных последствий действий должна была, по мысли авторов кодекса, сохраниться в качестве действующей нормы права в полном объёме и в том виде, в каком она к 1960-м гг. была выработана судебной практикой и закреплена в уголовном законодательстве.

Кроме того, в нескольких положениях М.Р.С. были закреплены частные случаи презумпции mens rea. Так, в § 2.08(1) М.Р.С. допускается ссылка на опьянение как на основание защиты, исключающее элемент правонарушения; при этом § 2.08(2) М.Р.С. ограничивает потенциальную сферу действия данного основания защиты применительно к элементам виновности только целью и знанием, указывая, что опьянение не имеет юридического значения для установления неосторожности. [815]Тем самым § 2.08(2) М.Р.С. создаётся обязательная окончательная презумпция неосторожности в случаях с опьянением, позволяющая от неосторожности трезвого человека в некоей ситуации неопровержимо заключить о неосторожности пьяного, оказывающегося в точно таких же фактических обстоятельствах. [816]Далее, в § 5.06(2) М.Р.С. (касающемся орудий преступления) сформулирована презумпция цели совершения преступления, требуемая для осуждения лица за мисдиминор владения орудиями преступления, возникающая из ряда объективных факторов. В § 223.6(2) М.Р.С. (посвящённом приобретению похищенного имущества) отражена презумпция знания относительно такого объективного элемента сопутствующего обстоятельства, как правовой статус приобретаемых вещей, могущая быть применённой всякий раз при наличии обстоятельств, указанных в данной норме. Частным случаем презумпции mens rea , кроме того, являются разобранные ранее положения § 210.2(1)(Ь) М.Р.С. о причинении смерти в ходе совершения насильственной фелонии.

С теоретической точки зрения обозревая подход М.Р.С. к презумпции mens rea , можно отметить следующее.

Молчание кодекса относительно общей презумпции mens rea – презумпции намеренности естественных и возможных последствий деяния– и поощрение законодателя к созданию иных, частных презумпций, нельзя расценить иначе, чем как всё тот же дух компромисса, которым проникнут весь М.Р.С. Во всяком случае, компромиссность очевидна из сопоставления, с одной стороны, требования доказать элементы виновности (§§ 1.12(1), 2.02(1) М.Р.С.) и теоретической критики старого презумпционного подхода к mens rea [817]и, с другой, одновременного подразумеваемого допущения таковой презумпции из объективных обстоятельств содеянного. [818]

Однако более глубокий момент в понимании подхода М.Р.С. к рассматриваемой проблеме заключается в том, что в данном случае составители кодекса так и не решились порвать с идеей, лежащей в основе любой презумпции mens rea : идеей исходно подразумеваемой с позиций сообщества моральной упречности в осознанном и добровольном совершении запрещённого уголовным законом поступка. Тем самым ив презумпции mens rea с очевидностью проявился уже неоднократно отмечавшийся внутренний теоретический конфликт в М.Р.С. между моральной упречностью и психологичностью.

Завершая исследование практического преломления теории виновности М.Р.С. в ряде его частных положений, хотелось бы отметить следующее.

С точки зрения общих постулатов кодекс, несмотря на все неточности и промахи в отдельных деталях, теоретически безупречен в своём психологическом потенциале.

Однако с позиций специальных вопросов теории mens rea резкий разрыв М.Р.С. с категорией моральной упречности не мог пройти безболезненно и не только породил ряд оставшихся неразрешёнными его составителями дилемм, но и, в сущности, подорвал применительно к частным положениям всю теорию виновности в целом. Это очевидно на примере error juris , где теория виновности на уровне общих постулатов в психологическом ключе отрицает релевантность такой ошибки, а в своих специальных нормах допускает, основываясь, в конечном счёте, на категории моральной упречности. Не менее очевидна теоретическая рассогласованность и в тяжком убийстве по правилу о фелонии, заменённом, строго говоря, тяжким убийством с презюмированными из совершения насильственной фелонии неосторожностью и безразличием к ценности человеческой жизни: попытка заместить здесь моральную упречность как базис исходной нормы создала неразрешённый конфликт между данным преступлением, с одной стороны, и всеми другими преступлениями, а также общими положениями кодекса, с другой. И, наконец, очевидна противоречивость теории виновности М.Р.С. и на примере презумпции mens rea , где её подразумеваемое сохранение и поощрение правоприменителя к её использованию опять-таки привнесло в психологическую теорию виновности идею моральной упречности.

Итак, проект М.Р.С., бесспорно, явился знаковым событием в теории mens rea. Вместе с тем, его психологически проработанные положения как на уровне общей части, так и в особенности в приложении к специальным институтам уголовного права неизбежно потребовали дальнейшего доктринального осмысления и, в итоге, конвергенции с категорией моральной упречности.

Звучное эхо М.Р.С. привело к рождению в большинстве штатов в 1960-70-х гг. лавинообразного процесса ревизии, систематизации и подлинной кодификации уголовного законодательства, образующего в исторической перспективе соответственно кодификационный период развития американского уголовного права. [819]