Ирина Дробязкина - Международный гражданский процесс

Таким образом, речь идет не только об отличии системы иностранного права от государственной системы РФ, а о явном противоречии публичному порядку государства. При этом, если такое происходит и норма иностранного права не применяется, то применяется соответствующая норма российского права.

Ограничителем применения иностранного правопорядка является не только оговорка о публичном порядке, но и другой известный институт императивных в международном смысле норм. Под ними понимается соблюдение императивных норм национального законодательства, которые подлежат применению независимо от того, какое право выбрали стороны либо к какому праву отсылает коллизионная норма. [113]

В первую очередь важно сказать о том, что возможны два вида императивных норм: императивные нормы национального гражданского права и сверхимперативные нормы. Первая группа норм устанавливает пределы осуществления принципа автономии воли сторон во внутреннем гражданском праве. Так, при наличии в правоотношении иностранного элемента и попадания в связи с этим в сферу действия международного частного права применение императивных норм законодательства страны может быть устранено как вследствие коллизионной отсылки, содержащейся во внутреннем законодательстве, к иностранному праву, так и в результате его прямо выраженного выбора сторонами.

Во вторую группу гражданских норм входят такие нормы, которые применяются вне зависимости от того, какое право на них распространяется и компетентно. В этом случае ни договор между сторонами о применимом праве, ни действие коллизионных норм страны не могут повлиять на их применение.

Позиция Ю. Э. Монастырского сходна с изложенной. Он видит разрешение проблемы, связанной с правилами применения императивных норм, в «строгом различении норм частных от норм публичных». [114]При этом частные нормы, по его мнению, полностью устраняются коллизионным регулированием и не должны применяться при применении иностранного права. [115]В связи с тем, что такие нормы устраняются коллизионным регулированием, их неприменение может привести к нарушению права страны суда.

Что же до публичных норм, то, так как они воздействуют не на имущественное отношение, а на его субъектов, они могут применяться вне территориальных пределов государства, их издавшего. [116]

О. Н. Садиков видит решение обозначенной проблемы в указании на сверхимперативный характер норм в содержании редакции таких норм, в иных случаях вывод может быть сделан на основе общепринятых приемов толкования. [117]

Ученого поддерживает Н. В. Тригубович, определяя как объемное и технически трудно исполнимое решение указание в каждой норме на ее императивный характер. Возможность судебного толкования, на ее взгляд, отражает более гибкий подход. [118]

С приведенными доводами нельзя не согласиться. Исчерпывающим образом круг сверхимперативных норм определить нельзя. В силу множества законодательных актов в настоящий момент в содержании каждой такой нормы указать на ее экстерриториальность не представляется возможным.

Анализ вышеизложенного приводит к выводу о явном сходстве позитивной концепции оговорки о публичном порядке от действия сверхимперативных норм. И все же эти институты принято различать. Так, например, Гаагская конвенция 1986 г. разграничивает эти понятия и содержит помимо оговорки о публичном порядке положения об обязательном применении императивных норм права страны суда, когда они являются императивными независимо от применимого права.

Таким образом, при выяснении вопроса о том, является ли конкретная норма сверхимперативной, необходимо принимать во внимание возможность прямого указания особой территориальной или субъектной сферы действия в содержании текста конкретной нормы, а при отсутствии такого указания – на возможность признания нормы сверхимперативной вследствие ее толкования.

Отсюда можно вывести следующее определение: сверхимперативными признаются нормы, которые являются таковыми либо вследствие прямого указания в содержании текста конкретной нормы на ее особую территориальную или субъективную сферу действия, либо вследствие ее толкования.

В заключение нужно обратить внимание еще на один вызывающий споры момент. Это возможность сторон подчинить соответствующие отношения иному праву. Этот вопрос, действительно, по сей день вызывает различные мнения и не так давно обсуждался на законодательном уровне. Так, в проекте третьей части ГК РФ в разд. VII «Международное частное право» была разработана ст. 1231 «Последствия обхода закона» следующего содержания: «Недействительны соглашения и иные действия участников отношений, регулируемых настоящим Кодексом, направленные на то, чтобы в обход правил настоящего раздела о подлежащем применению праве подчинить соответствующие отношения иному праву. В этом случае применяется право, подлежащее применению в соответствии с настоящим разделом». [119]

Поскольку эта теория вызывает множество толков, следует сказать, что такие видные ученые, как Т. М. Яблочков, А. Н. Мандельштам, относились к ней достаточно критично. [120]

Само понятие «обход закона» также не было однозначным. Понятие «обход закона», на взгляд А. И. Муранова, представляет собой просто образное собирательное выражение для обозначения совокупности неправомерных действий, которые заинтересованные субъекты права пытаются представить как законные. Данный термин предлагается автором для использования только в сфере теоретических изысканий по исследуемой проблематике. [121]Н. В. Рабинович в своей работе подверг его критике, обозначив вообще как бессодержательный. [122]

Из содержания же самой статьи ясно, что в случае, если суд должен применить к правоотношениям с иностранным элементом иностранное право, ему, кроме выяснения действия таких институтов, как императивная норма, установления содержания иностранного закона, нужно еще выяснить, нет ли в данном случае «обхода закона». Вся эта процедура будет напоминать скорее нежелание суда применять иностранное право, чем установление правосудия.

Большой интерес в этом вопросе представляет работа А. И. Муранова «К вопросу об обходе закона». Ученый не видит способа, как можно мириться с «обходом закона», если в противовес выступает принцип автономии воли сторон [123], и высказывает обоснованные сомнения в отношении статьи «об обходе закона» как ограничивающей действие принципа автономии воли.

А. И. Муранов пишет: «Может, правило о неограниченной автономии воли следует рассматривать как исключение из правила об “обходе закона”? Нет, скорее тут дело в другом. Одновременное наличие в проекте и институтов неограниченной автономии воли, и “обхода закона” говорит не об установлении общего правила и исключений из него, а о некотором неоправданном эклектизме, стремлении включить в механизм коллизионного регулирования побольше инструментов «для полного ассортимента», хотя подобный лишний инструмент может только застопорить работу такого механизма» [124].