Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Суть вот в чём. Если каким-то судебным решением установлен некий факт (Петя бухал с Васей на вершине Эвереста рыбье молоко в тени эвкалиптов), то при рассмотрении другого уг. дела, где, среди прочего, обсуждаются важными для разрешения те же самые обстоятельства, они не требуют нового доказывания, не подлежат переоценке, а принимаются уже установленными – бесспорными. В новом разбирательстве ни судья, ни другие участники не могут выказывать сомнения в достоверности уже состоявшихся установлений и перепроверять те обстоятельства. И в большинстве случаев (и не только мусорам) очень удобно и легче прятаться за подобными утверждениями, какой бы абсурд в них не сквозил, какие бы вновь полученные данные это не опровергали. Что же касается возможных внутренних сомнений у мусоров, так они не будут обнародованы. Более того, доказательственная сила суд. решений является эффективным и надёжным средством доказывания. Это средство умышленно применяют при доказывании новых обвинений, как промежуточный резерв в достижении заглавных целей. Существует и применяется специальный тактический приём изощрённого надувательства и преодоления защиты.

Вот, например, зреет обвинение тебя в сбыте особо крупного размера наркоты. Обвинение дохлое, непроходное из-за отсутствия доказательств по обстоятельству твоего нахождения в определённом месте в определённое время. Ясен хрен, что без доков обвинение обречено на развал, защита такому обвинению имеет все шансы успешно сопротивляться, а ты можешь улизнуть от казни. Тогда мусора через подброс «дозы» возбуждают дело и предъявляют тебе обвинение в совершении какого-нибудь плёвого деяния, много меньшей тяжести, допустим по хранению наркосредств по ст. 228 ч.1 УК РФ, за которое максимально могут впаять 3 года несвободы. И то – вряд ли: по этому составу предусмотрены альтернативные виды наказаний, не связанные с лишением свободы, а по первому разу могут и вовсе освободить от угол. ответственности. Выказывая отказ от обвинений в сбыте, но закошмарив тебя по более «лёгкой» делюге, вследствие чего ты может быть даже и обрадуешься такому обороту, мусора обосновано рассчитывают, что ты можешь разменяться на меньшее наказание под угрозой много больших лишений, и обвинение «по хранению» состоится успешно. И будет суд, и будет Приговор. А по приговору тому станет, как бы между прочим, доказанным и обстоятельство по ранее проблемным времени и месту твоего пребывания, плюс – сам факт твоей связанности с наркотой. После этого тебе румяному пупсу самым подлым образом двинут первоначальное обвинение, – то самое – по особо тяжкому сбыту той же наркоты, и в суде уже не придётся мусорам рогом упираться, чтобы доказывать кривые обстоятельства. В подтверждение им будет представлен «бесспорный» преюдиционный Приговор о хранении. Усё, мыль жопу, овца!

Аналогичным образом поступают по многоэпизодным делюгам или групповым соучастиям. Опять же, при слабости доказательственной базы, среди подельников (соучастников) избирают «слабое» звено – более покладистую, беззащитную овцу. В отношении таковой под мнимым предлогом уголовное дело выделяют в отдельное производство, обвиняют, осуждают, может быть и с предоставлением льгот, и тем самым добиваются Приговора, содержащего установки по нужным обстоятельствам. А дальше уже начнут долбасить остальных соучастников с использованием уже «железно» установленных приговорошных фактов, обсуждать, тем более оспаривать которые не позволит преюдиционный полис. Такой же движ устраивают с выделением эпизодов.

Срамота это всё, конечно. Но кто вдруг решил, что и ты не можешь поступить той же поступью для своего куражу. А кули нет? Допустим, просто допустим: существует розовая угроза серьёзных обвинений тебя в преступлении, которое, якобы, ты совершил, якобы, в городе Н., якобы, в 1400 7 февраля 2000 года. К тому же звать тебя – Якоб. Но ещё до официальных обвинений или уже при них твоя жёнка, а лучше кто-либо посторонний в частном порядке обвиняет тебя в совершении против них какой-нибудь мелкой хулиганки. Весь прикол в том, что это хулиганство произошло оказывается того же 7 февраля, того же года, также в 1400 пополудни, но в городе С. Ты согласен с этим обвинением, частный твой обвинитель (жена?) настаивает на осуждении, доказательств достаточно, включая твои признательные показания, и мировой судья (О! он не знает о существовании иных обвинений) выносит Приговор о твоей виновности в совершении хулиганки при указанных обстоятельствах. Такой Приговор в рамках второго, как и любого другого обвинения станет мощным доказательством защиты. Железнее алиби не бывает. Такой Приговор может быть предъявлен на любой стадии, желательно в конце судебного следствия по второму делу (тут выдержка нужна), и отвертеться от его преюдиционного содержания мусорам будет крайне проблематично.

Отсутствие в «ином документе» чётких данных об его источнике (гражданин, организация, орган власти, их должностные лица) препятствует проверке существа доказательства по вопросу достоверности. Анонимность сведений, какими бы причинами это не объяснялось, лишает сведения надёжности и приравнивает их к разряду «слухи». Авторство не просто указывается прописным наименованием, но и удостоверяется подписью гражданина или представителя его, а в случае официальных форматов дополнительно требуется бланковый носитель и оттиск печати. Вся такая авторизующая атрибутика должна присутствовать на самом Документе. Сообщение авторства в сопутствующем порядке, например в сопроводительном письме или телефонным уведомлением, при отсутствии таких данных внутри самого Документа, однозначно не восполняют недостатков. Частенько в делах обнаруживаются, к примеру, материалы контроля переговоров в виде распечаток. В сопроводительном письме есть информация о сборщике и поставщике данных, и даже указания на прилагаемые распечатки. Но сами эти распечатки, которые только и могли бы являться доказательством, – они не содержат подписей и иных реквизитов. Это напроч лишает те распечатки признака документальности и исключает их доказательственную ценность. Мы понимаем, что такие бумажки можно прилепить и позднее, они могли быть изготовлены другим лицом, – то есть возможен подлог, а авторство сомнительно. Не исправят ситуацию даже допросные пояснения предполагаемого автора-изготовителя, когда он будет кивать: да-да, эти-эти, конечно моя стряпня. Здесь, как в общегражданском праве срабатывает механизм отторжения неустранимых сомнений – отсутствие обязательной письменной формы договора (документа) не может подменяться свидетельствами об этом. Всё то – будут только слова, сомнения не устраняющие.