Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Существующий же ныне порядок восстановления документов по копиям является туфтой и, как показано выше, создаёт нормативный бардак. Главное – сверить представляемую копию не с чем. Твоё заявление и сомнения твои в принадлежности и подлинности подписей, оттисков штампов и печатей, времени издания и подписания, в сохранности и соответствии содержания по копии документа, и вообще, в существовании былом самого этого документа – эти сомнения попросту оказываются неопровержимы. Так как даже экспертным путём нет возможности решить вопрос о соответствии. И, как указано примером, допуск «восстановленных» сведений по копиям документов позволяет мусорам злоупотреблять этими возможностями, подменять и сам процесс получения и использования документальных свидетельств, и подменять сведения по существу.

Закон сделал допущение по восстановлению доказательств только в отношении документов. Ослу понятно, что вещдок восстановить не возможно. Ослу может быть и понятно, а мусорам – не очень. Безусловно нет возможности, сами утраченные вещи и предметы они ещё не научились воссоздавать натуральным образом. Но широко практикуется их псевдовосстановление через воспроизводство производных доказательств – через протоколы осмотров, фототаблицы, показания, сообщения, исследовательские части экспертиз, – где даётся обзор и описание вещдоков. И эти трюки прокатывают сугубо при овечьей безропотности защиты.

Приколись. Два разудалых урки, Ромка и Валерик знакомились в урочный час с материалами дела. Их следак был шибко занят, разрываясь в делах, он одновременно с ознакомлением проводил допрос в соседнем кабинете третьего злодея – меня. Оставленные наедине с документами те два кекса решили избавиться от документации порочной и сколько представилось возможным, рвали, пожирали да пожгли как бы не половину бумажек дельных во всей их очаровательной оригинальности. Следак не долго горевал. Ромку и Валерика как полагается избили качественно, а документики по светокопиям восстановили. Следак сам, своей же подписью и посредством волшебного штампа «Прокуратура… Для пакетов №…» удостоверил соответствие. Защита заявила, что представленные копии не равны оригиналам по содержанию, предложенная удостоверенность ничтожна по значению, а предлагаемые к обсуждению новые источники и доказательственные сведения недостоверны. Только при повторном рассмотрении дела скрипучий суд согласился с доводами защиты.

Так то ещё бисер. Доходят доходяги до абсурда. В порядке регенерации, пардон, – восстановления мусора не только обновляют документы из числа уже имевшихся в материалах дела, так изловчились рожать новьё в порядке запросов и поступлений со стороны третьих лиц. Требуемый, но порой вовсе не существующий в природе документ искусственно воссоздают через мнимую утрату оригинала (якобы, был такой-то документ, мамой клянусь, но куда-то запропастился) и инсценированное его обнаружение бутафорной копией (ура, нашёлся!). А далее такую «находку» выдают за реальный источник сведений. Но мы должны решить для себя: любые копии документов без их оригиналов, когда нет поруки надёжной об идентичности, – это недостоверные документы. Данная уценка безусловна.

Документы должны храниться в материалах дела неотъёмно, то есть в скрепленном с другими материалами и нумерованном состоянии.

Специальной упаковки для каждого документа не предусмотрено. Любые производственные манипуляции (изъятия, приобщения, видо– и формоизменения) должны оговариваться. Все, поступающие к следователю извне, материалы подлежат регистрации в специальном журнале учёта. В иных случаях, когда отчётливо не прослеживается движение и судьба материалов, возникает вопрос о недостоверности. Так, если документ был приобщён определённой датой, а в материалах дела отсутствуют какие-либо сведения о его изъятии и передаче в иные инстанции, но из других материалов видно, что в тот же период этот документ оказывался в распоряжении сторонних органов и лиц, кто не вёл на тот момент производство по делу (прокурор, эксперт и т. д.), то впору сомневаться в сохранности документа, а значит, в его достоверности, как источника доказательств. Или же вот: существует некая запись переговоров на аудиокассете изначально, затем нам предъявляют ту же запись (распечатку), но по приложенному к материалам аудиодиску и в отсутствие кассеты, и без всяких достойных оговорок о состоявшемся переносе информации, о процедуре этого переноса (перезаписи) на нынешний носитель. Эти обстоятельства также влекут подозрения в не сохранности, не идентичности, то есть в недостоверности.

Когда нам предлагают к осмотру, к исследованию вещи или предметы, но явствует их внешнее отличие от тех параметров, как они приведены описанием при обнаружении и (или) изъятии, при или после передач-получений по инстанциям, нас вновь одолевают сомнения в идентичности таких вещдоков. (Что ж мы такие подозрительные?). Допустим, в качестве изъятой на месте преступления одежды от трупа в протоколе указан серый джемпер; при осмотре и приобщении к делу этот вещдок указан – «синяя кофта», а при непосредственном ознакомлении мы наблюдаем невнятно тёмного цвета свитер. Ещё допустим, что опера указали в Акте об изъятии порошкообразное вещество светло-розового цвета; эксперт сообщает о поступлении на исследование к нему «вещества в виде комочков бежевого цвета весом 1,5 грамма», а при последующем после экспертизы осмотре с участием понятых ссылки даются на «белый порошок» и также весом 1,5 грамма. Достоверны вещдоки? Материалы и собственный глаз отмечают различия в цвете и состоянии одёжки и вещества. В первом случае можно утверждать о несовпадении предмета одежды. Во втором… В ходе экспертиз какая-то часть материала пускается в расход и исследуемое вещество не может сохранить вес.

Любые, не объяснённые документально и не оправданные издержками производства признаки изменений по внешним характеристикам вещественных объектов – это прямой повод подозревать и утвердиться во мнении о недостоверности таких источников. Но для выводов об этом принимаются во внимание только явные контрасты. Не утруждай себя придирками к объективно малозначимым разногласицам в отношениях и восприятии. Разные наблюдатели при пограничных свойствах объекта действительно могут по-разному его характеризовать, фактически подразумевая одно (рубашка – сорочка / светло-коричневый – тёмножёлтый / след – отпечаток…). Так же не имеет решающего значения, если один из наблюдателей упустит какую-то мелкую подробность (деталь) в отличии от другого. Если, конечно, эта «мелочь» не является ключевой. Так, отсутствие пуговки на краденой куртке не влияет на выяснение обстоятельств хищения, а тот же недостаток на одежде жертвы изнасилования вполне влияет на установление факта насилия. Поэтому, в первом случае осмотр не акцентировался на целостности застёжек, и разница в описании такой детальки сама по себе – не весть какой повод сомневаться в источнике.