Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Бесспорно, что сомнения в объективности, то есть в непредвзятости и беспристрастности отдельной личности также является препятствием для его участия и, следовательно, основанием для отвода. Закон как бы и не предусматривает такое основание прямым текстом, но отсутствие объективности прямо связано с состоянием «заинтересованность», и этой связью заявитель и должен мотивировать отвод. Так, вполне резонно можно сомневаться в объективности подавляющего большинства нынешних судей, шагающих от уголовной юстиции хотя бы уже в связи с их обильным прежним опытом деятельности на поприще уголовного преследования и прокурорской работы. Их необъективность порождена укоренившимся обвинительным воспитанием, правовым развратом, неистребимой предубеждённостью в виновности, а отсюда – симпатиями и «пониманием» чаяний сторонников обвинения, природном неуважении и презрении к защите.

Заинтересованность их выражается и объясняется повсеместным созданием более благоприятных условий для стороны обвинения, повсеместным ущемлением прав защиты и воспрепятствованием действиям её частников, презрением к принципам и гарантиям судопроизводства. Мы уже отмечали, что в современных судьях неисправимы обвинительный уклон и безнравственность, въевшиеся через личный их мусорской опыт и ментовскую наследственность. Поэтому они были мусорами и ими же остались, даже обрядившись в мантии.

Сколько волка не кормили, а всё кормою влез.

Необъективность на фоне заинтересованности может проявлять себя неограниченным перечнем признаков. Те признаки обусловлены самой природой различных противоречий в межличностных отношениях, что вызревают на разных почвах, во всех коридорах сожительства людей: социальной, политической, религиозной, профессиональной, расовой и т. д. Например, ты, как представитель общества защиты бобров, вправе не доверять объективности и отводить прокурора, которого ранее твои единоверцы изобличали в браконьерстве по отношению к несчастным бобрам. Ты, как ярый и известный антисемит, оправданно можешь отводить следака-еврея. Известен случай, когда в Тверском суде обвиняемый заявил о нежелании, чтобы дело его рассматривал судья-педик, требовал, чтобы председательствующий самоотстранился в связи с известной его голубизной на общем чёрно-белом фоне судопроизводства. Реально, судье нечего было противопоставить, не мог он опровергнуть такие упрёки, тем более, что и защита предлагала представить доказательства своей правоты через проведение мед. освидетельствования на предмет наличия целки у вершителя правосудия и признаков жопоепства. Тот судья, конечно, отстранился от дела, правда, под предлогом болезни. Но, так или иначе, отвод состоялся. Само заявление подобных доводов «в глаза», безусловно, возбуждало негативные личные чувства у судьи и предсказуемую его неприязнь к заявителю. Не может никто к такому остаться равнодушным. Так даже если бы и не отвёлся он по первоначальному заявлению сразу, само наличие таких претензий в будущем явилось бы основанием отвода.

Подозреваемый вправе давать показания и объяснения на родном языке или языке, которым он владеет, а также пользоваться помощью переводчика.

Судьба такая: для меня родным является язык народности Руока, что обитает в центральной Амазонии. Только этим языком я и владею. Соответственно, я вправе, способен и желаю давать показания и объяснения на этом языке. Как я в России очутился – долгая сказка, но вот, гляди ж ты, захвачен в плен местными властями с партией кураре на борту (коммивояжёр хренов).

Местных языков и наречий, извините, не ведаю. Как же любезным следакам и операм обеспечить моё право на дачу вразумительных показаний или объяснений, если у них даже нет возможности установить, на каком языке я с ними лопочу? Необеспечение такой возможности изъясняться самому и воспринимать информацию извне – явное нарушение права на защиту. Требуются срочные меры по отысканию специалиста-переводчика, чтобы для начала хотя бы установить мой язык общения. Где они в России знатока такого отыщут. Нет их. Но это всё крайности. Бывали случаи намеренных злоупотреблений, спекуляций редкостным языковладением. Подозрения этого у ментов возникали неизбежно, и они принимали меры к выявлению истины. Средства просты. В бессознательном, дрёмном состоянии человек использует только родную речь. К языковым срывам приводят пытки и насилие, или даже угроза этого. Отчего-то вспомнился случай с террористом Радуевым. Его по «пыжик» – приговору направили в тюрягу особого режима. Начальник каталажки звонит в главк и сообщает о проблемах: Радуев русский язык оказывается не понимает, команды не выполняет. Управленцы командуют, чтобы немедленно осужденного обучили русскому языку. На следующий день из тюряги рапортуют: приказ исполнен, обучение Радуева языку осуществлено успешно, Радуев владеет русским языком свободно. Каким образом проведено столь эффективное обучение «великому и могучему» можно не объяснять тебе? Только в течение последующего года того Радуева скоропостижно скончали «сердечным приступом».

И на старуху найдётся прореха?

Право пользоваться доступным пониманию языком направлено на обеспечение реального участия самого подозреваемого в процессе судопроизводства, а также на представление ему всего арсенала средств защиты. Через это право подозреваемый получает возможность понимать и быть понятым, получать и передавать информацию по делу при его общении с органами власти и участниками. Наличие права в его действительном выражении имеет целью добиваться правильности и справедливости разбирательства по делу, так как (теоритически) от активности подозреваемого зависит правильность установления обстоятельств, а особенно – решение вопросов причастности и вины.

Аналогично и по отношению к праву на участие переводчика. От точности и полноты перевода напрямую зависит качество (эффективность) участия подозреваемого, не владеющего официальным языком судопроизводства. И наоборот, неверность перевода естественным образом влечёт искажение информации, заблуждение у участников, недостоверность доказательств, препятствует полному и верному установлению обстоятельств и постановлению законных решений. Вообще-то в обеспечении этих прав в не меньшей мере заинтересованы и власти, хотя стараются этого интереса не выдавать.

Помощь переводчика заключается в качественном переводе не только устного общения подозреваемого в ходе его непосредственного участия в следственных действиях, но и в адаптации всех иных письменных материалов «в оба конца».