Т.В. Анисимова - Современная деловая риторика: Учебное пособие

Теперь еще об одном. Мы по-прежнему выступаем за согласие между ветвями власти. Ибо другого пути у нас сегодня нет. Войти в роспуск Государственной думы — это высшая степень безответственности. Как со стороны Президента, который толкает нас сегодня в этот роспуск, так и с нашей стороны, если мы не предпримем все, что можно для того, чтобы этого не допустить. Где же путь из этого тупика? Скажу так: путей почти что нет, остались одни тропинки. На мой взгляд, их две. Одна уже, практически, затоптана, почти исключена.

Итак, первая: мы должны еще раз собраться (семь ли нас соберется, или чуть больше) и понять, при каких условиях левое большинство плюс фракция «Яблоко» могли бы пойти на то, чтобы утвердить Черномырдина. Я понимаю, что сейчас будет возмущение, потому что все уже высказали свою позицию. И тем не менее я хочу сказать, что это тоже возможный путь. Возможно, шансы там ничтожно малы. Я хочу всех вас вернуть к известному политическому соглашению, которое сегодня подписал президент. Давайте поймем простую вещь: мы были с вами буквально на грани того, чтобы начать в стране невиданные для нас реформы, о которых мы говорили многие годы. Да, с нас просили за это некую цену. Эта цена — кандидатура Черномырдина. И я не уверен, что было бы более весомым: действительно ограничить полномочия президента, сделать полновесный парламент, сделать подконтрольное правительство и утвердить Черномырдина. Но похоже, эту цену мы заплатить не можем. Этот путь можно отрицать, потому что нет возможности им идти.

Но есть вторая тропинка, которую я тоже хочу вам предложить. С одной стороны, это вроде бы будет противоречить тому, с чего я начал, что нельзя затягивать. Но раз уж мы вошли в процедуру, можно подождать еще неделю. И вот предложение такое. Надо обратиться сегодня к Президенту, попросить его, чтобы он не использовал свое конституционное право и не вносил сегодня вечером какую-либо кандидатуру. Я объясню почему. Вот сегодня неожиданно выяснилось, что фракция «Яблоко» имеет свой вариант, который возник по истечении второй недели кризиса. Я не знаю, знал ли об этом варианте Геннадий Андреевич неделю назад, знал ли Николай Иванович. И вдруг сегодня мы получаем вариант: давайте рассмотрим кандидатуру Примакова. Вообще говоря, вариант, который мог бы обсуждаться. Но мы ведь его не обсуждали. Он родился сегодня. Я спрашиваю, а почему мы его не обсуждали неделю или полторы назад? Почему мы сегодня вгоняем ситуацию в коллапс, а потом начинаем искать приемлемые для нас варианты. Сегодня на круглом столе 4 объединения из 7 называли возможные варианты кандидатур, если мы сегодня проголосуем против Черномырдина. Это вариант согласия. Я предполагаю, что он мог бы быть убедительным для Президента только в одном случае: если все мы семеро найдем вариант поведения, который будет нашим общим вариантом. Тогда степень нашего давления на Президента будет достаточно сильна, чтобы заставить его пойти на компромисс с Государственной думой. А если мы опять будем говорить, один одно, а другой другое, то у Президента появится соблазн и в третий раз внести ту кандидатуру, которую он считает единственно возможной. И тогда всяческие компромиссы будут невозможны. И тогда то, что сегодня нам кажется фантазией, станет реальностью.

И последнее хочу сказать. У нас сейчас может быть самый последний шанс достичь гражданского согласия. Если мы его упустим, при всем при том, что мы по-разному смотрим и на будущего кандидата в премьеры, и на будущее России, так вот если мы его упустим, история нам этого не простит, и все, все сидящие в этом зале возьмут на свою совесть ответственность, во-первых, за развал России, а во-вторых, за те жертвы, которые будут принесены на алтарь наших с вами политических амбиций.

18. А.С. Пушкин О полемике

Некоторые журналы, обвиненные в неприличности их полемики, указали на князя Вяземского, как на начинщика брани, господствующей в нашей литературе. Указание неискреннее.

Критические статьи кн. Вяземского носят на себе отпечаток ума тонкого, наблюдательного, оригинального. Часто не соглашаешься с его мыслями, но они заставляют мыслить. Даже там, где его мнения явно противоречат нами принятым понятиям, он невольно увлекает необыкновенною силою рассуждения и ловкостью самого софизма. Эпиграмматические же разборы его могут казаться обидными самолюбию авторскому, но кн. Вяземский может смело сказать, что личность его противников никогда не была им оскорблена; они же всегда переступают черту литературных прений и поминутно, думая напасть на писателя, вызывают на себя негодование члена общества и даже гражданина. Но должно ли на них негодовать? Не думаем. В них более извинительного незнания приличий. чем предосудительного намерения. — Чувство приличия зависит от воспитания и других обстоятельств. Люди светские имеют свой образ мыслей, свои предрассудки, непонятные для другой касты. Каким образом растолкуете вы мирному алеуту поединок двух французских офицеров? Щекотливость их покажется ему чрезвычайно странною, и он чуть ли не будет прав.

Доказательством, что журналы наши никогда не думали выходить из границ благопристойности, служит их добродушное изумление при таковых обвинениях и их единогласное указание на того, чьи произведения более всего носят на себе печать ума светского и тонкого знания общежития.

19. П.А. Столыпин Речь в защиту Государственной росписи доходов и расходов, произнесенная в Государственной думе 20.03. 1 907 года

Господа! Я не буду долго утруждать ваше внимание. Я вхожу на кафедру в качестве министра внутренних дел лишь для того, чтобы сделать маленькую поправку к речи члена Думы Николая Николаевича Кутлера. Речь э ту я слушал с особым вниманием, и то, что я скажу, является результатом внимательного отношения к речи г. Кутлера. Я полагаю, что рассмотрение бюджета в Государственной думе есть одно из самых существенных ее прав. Результатом его должно быть пролитие света на такие теневые стороны бюджета, выяснение которых ожидается от Государственной думы. Я полагал, что речь Кутлера должна пролить этот свет еще и потому, что у него не может быть тай н в бюрократическом мире, в котором он так долго служил. Слушая его речь, я остановился на одном его упреке, а именно: "В то время, — говорит Кутлер, — когда манифестом Государя Императора была дарована полная свобода слова и свобода печати, в то самое время министерство внутренних дел увеличило оклад начальника главного управления по делам печати и его помощника". Каж е тся, я не ошиба ю сь. Это было сказано именно так. Я должен сказать, что замечание э то вызвало со стороны членов Государственной думы и аплодисме н ты, и смех. Против этого я ничего не имею. Смех — прекрасное оружие и бич, в особенности для правительства, и я думаю, что можно смеяться над человеком или учреждением, если они ставят себя в смеш н ое положение. Было ли в данном случае такое положение? Было бы, если бы замечан и е члена Думы Кутлера было основано на фактах. Это условие особенно важно для серьезной речи, основанной н а предварительном и з учении вопроса, не могущей не произвести впечатления, загладить которое не всегда возможно, не имея под рукам и документов. В течение получасового перерыва мне трудно было проверить достоверность сказанного, но я все-таки это сделал и теперь могу сказать, что утверждения г. Кутлера не соответствуют действительности. Другого выражения я не могу подобрать.