Т.В. Анисимова - Современная деловая риторика: Учебное пособие

Ни начальник главного управления по делам печа ти, ни один из служащих н икакой прибавки к содержанию не получили. Я докажу это документами. Штаты главного управления по делам пе чати существуют с 1862 г. Бывший начальник главного управления, по Высочайшему повелению, вместо прибавки в 3 000 рублей, которые он получал к своему содержанию, получил 8 августа 1902 г. 3 000 р. квартирных. Эти деньги ассигновывались из сумм "Правительственного вестника", и отпуск их был продолжен и теперешнему начальнику главного управления по делам печати 1 апреля 1 905 г., то есть до манифеста 1 7 октября. Помощника у начальника главного управления нет, поэтому прибавки содержания некому было и делать. Остальные служащие удовлетворяются по штату 1 862 г., и так как штаты эти весьма незначительны, то они получали добавочное содержание из сумм "Правительственного вестника" по 1 50000 рублей в год. Так было в 1902, 1903, 1904 годах. Но так как эти суммы "Правительственного вестника" были обращены на другие расходы, то эти именно 1 50000 р. были внесены в 1907 г. в общегосударственную смету. Знать это господину Кутлеру следовало бы, так как перенесение кредита в общую смету было произведено тем Советом министров, председателем которого я не был, но членом которого состоял г. Кутлер. Здесь был нанесен вверенному мне ведомству удар сильный и смелый, но пришелся он, воистину, не по коню, а по оглоблям.

20. Фрагмент из речи П.А. Столыпина "О деле Азефа", произнесенной в Государственной думе 11.02.1909 г.

…Вот, господа, все, что по данным министерства внутренних дел известно об Азефе. Я изучал подробно это дело, так как меня интересовало, нет ли в нем действительно улик в соучаст и и, в попустительстве или в небрежении органов правительства. Я этих данных, указаний и улик не нашел. Что касается Азефа, то я опять-таки повторяю, что я не являюсь тут его защитником и что все, что я знал о н е м, я сказал вам. Обстоятельств, улича ю щих его в соучастии в каких-либо преступлениях, я, пока мне не дадут других данных, не нахожу.

В этом деле для правительства нужна только правда, и действительно, ни одна из альтернат и в в этом деле не может быть для правительства опасна. Возьмите, господа, что Азеф сообщал только обрывки сведений департаменту полиции, а одновременно участвовал в террористических актах: это доказывало бы только полную несостоятельность постановки дела розыска в Империи и необходимость его улучшить.

Но пойдем дальше. Допустим, что Азеф, по наущению правительственных лиц, направлял удары революционеров на лиц, неугодных администрации. Но, господа, или правительство состоит сплошь из шайки убийц, или единственный возможный при этом выход — обнаружение преступления. И я вас ув е ряю, что есл и бы у меня были какие-либо данные, если были бы какие — либо к тому основания, то виновный был бы задержан, кто бы он ни был.

Наконец, если допустить, что Аз е ф сообщал департаменту полици и все то, что он знал, то окажется, что один из вожаков, один из главарей революции был, собственно, не революционером, не провокатором, а сотрудником департамента п олиции, и это было бы, конечно, очень печально и тяжело, но никак не для правительства, а для революционной партии.

Поэтому я думаю, что насколько правительству полезен в этом деле свет, настолько же для революции необходима тьма. Вообразите, господа, весь ужас увлеченного на преступный путь, но идейного, готового жертвовать собой молодого человека или девушки, когда перед н и ми обнаружится вся грязь верхов революции. Не выгоднее ли революции распускать чудовищные легендарные слухи о преступлениях правительства, переложить на правительство весь одиум дела, обвинить его агентов в преступных происках, которые деморализуют и членов революционных партий, и самую революцию? Ведь легковерные люди найдутся всегда. Я беру как пример печатающиеся теперь в газ е те «Matin» разоблачен и я Бакая, тепереш него революционера и бывшего сотрудника департамента полиции.

Я недавно получил от Бакая письмо. Он просит меня оз н акомиться с теми документами, которые были задержаны при нем во время обыска в 1907 году, и предлагает вернуться в Петербург для того, чтобы помочь дальнейшим разоблачениям. Документы эти, видимо, готовились также для прессы, они почти тождественны с теми, что печатаются в «Matin», но, конечно, составлены в гораздо более скромном масштабе. В «Matin» они раздуты и разукрашены. Относятся они к 1905 г., скорее к сыскному отделению, чем к охранному, ко времени апогея революции в Варшаве.

Я должен сказать, что в свое время некоторые сведения по этому делу проникали в печать, и я года полтора тому назад приказал полностью расследовать все это дело и должен удостоверить, что все то, что Бакай говорит, есть по большей части спло ш ной вымысел; например, его рассказ про Щигельского, который был здесь упомянут, и о том, что прокурор хотел привлечь его к ответственности, — не соответствует истине. Точно так же неверны только что здесь оповещенные с трибуны сведения о том, что какое-то лицо, приговоренное к смертной казни, состо и т начальником охранного отделения в Радоме. Я должен заявить, что это не только не так, но в Радоме нет и охранного отделения.

Таким образом, очевидно, не безвыгодно продолжать распускать нелепые слухи про администрацию, так как посредством такого рода слухов, посредством обвинения правительства можно достигнуть многого; можно переложить, например, ответственность за непорядки в революции на правительство. Можно, господа, этим путем достигнуть, може т быть, упразднения совершенного секретной агентуры, упразднения чуть ли не департамента полиции. Эту ноту я и подметил в речах предыдущих ораторов, надежду на то, что само наивное правительство может помочь уничтожить преграды для дальнейшего победоносного шествия революции. И дело Азефа, скандал Азефа послужит таким образом ad majorem gloriam революции.

21. 4. С.А. Андреевский Вместо предисловия (Фрагмент)

…Новейшая судебная ораторская школа имеет три заповеди: первая — «реклама», вторая — «пафос» как подделка чувства, и третья — "общие места" как замена ума. И больше ровно ничего не требуется. Что же получается в результате? Получаются люди, которые сами себя расславили и которые этим очень довольны. Но скажите по совести: интересуется ли кто бы то ни было из людей компетентных тем, что скажет подобная «знаменитость» по делу, доставшемуся в ее руки? Я думаю, что нет никакой возможности интересоваться речью, которая каждому среднему человеку известна заранее. Каждый из нас, прочитавши о происшествии в газетах, даже не изучая его подробностей, весьма легко угадает, на чем будет «ездить» подобный защитник. И никогда не ошибется. Все мы без затруднения предусмотрим, что речь защитника будет "блестящая и горячая" и что, таким образом, на сцене суда произойдет самое банальное изображение защиты с ее общеизвестною и надоевшею ролью, как роль "Дамы с камелиями". Привычные рецензенты судебно-театральной залы будут вполне удовлетворены. Слава защитника не увеличится, но и не уменьшится, ибо сама эта слава, раз уже она сделана, имеет те же качества неувядаемости, как и восковая кукла. А смогли ли бы вы когда-нибудь предусмотреть, что скажут Спасович, Урусов, Александров, Жуковский? Нет. Потому-то их появление и участие в деле всегда составляли событие без всяких самодельных анонсов. Это были умы самобытные, творческие и способные открывать новое, яркие и редкие, как бриллианты. А те, которые нынче так усиленно предлагают себя публике, — разве это не самые ординарные умы?…