Ефим Курганов - Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Фактически анекдот – одна из форм исторической памяти. В его особенностях легко различимы черты, явно идущие от апофегмы. Но последняя представляет собой книжный текст, мало способный к постоянным трансформациям, а вот полноценный исторический анекдот без них просто немыслим.

В фильме «Серые волки» рассказывается о том, как отправляли в отставку Н. С. Хрущева. Незадолго до этого исторического заседания Никита Сергеевич рассказал анекдот о своем друге и соратнике Анастасе Микояне, который сыграл в антихрущевском заговоре едва ли не самую зловещую роль. Хрущев обо всем этом не догадывался, но анекдот точно попал в цель. Суть анекдота в том, что на предложение взять зонтик Микоян ответил: «Я могу и так – между струй».

А вот как выглядит этот анекдот в коллекции Юрия Борева:

– Кто может пройти между струями дождя и выйти сухим?

– Микоян [170] Борев Ю. Б. История государства советского в преданиях и анекдотах. М., 1990. С. 70. .

Тут мы видим довольно древнюю модель, обнажающую, разоблачающую тип дворцового карьериста. Однако дело не ограничивается одной лишь общностью модели. Все дело в том, что вышеприведенный анекдот о Микояне самым непосредственным образом восходит к следующему фрагменту из «Старой записной книжки» П. А. Вяземского – там он помещен среди анекдотов о великом острослове пушкинского времени князе Цицианове:

Во время проливного дождя является он (Д. Е. Цицианов. – Е.К .) к приятелю.

– Ты в карете? – спрашивают его.

– Нет, я пришел пешком.

– Да как же ты не промок?

– О! – отвечает он, – я умею очень ловко пробираться между каплями дождя [171] Вяземский П. А. Полн. собр. соч.: в 12 т. Т. 8. СПб, 1883. С.146. .

Любопытно, что сюжет остался тот же, но при этом произошла резкая смена контекстов. В обоих случаях сохраняется общий восточный колорит (Микоян из кавказских большевиков, а Цицианов – грузинский князь), но изменилась функциональная нацеленность текста.

П. А. Вяземский, воссоздавая цициановский анекдот, говорит о великом «поэте лжи», создателе «остроумных вымыслов», «русском Мюнхгаузене».

В сталинское время сюжет об умеющем пробираться между каплями дождя привлекается как свидетельство о беспринципном, бессовестном, на все способном интригане.

Так один и тот же сюжет, не претерпевая внутри себя ровно никаких изменений, дополнений, уточнений, актуализировался и дал жизнь двум разным смыслам в рассказах.

Сюжет остался, но сменились контексты, и это как раз чрезвычайно симптоматично, ибо предопределено самой природой анекдота. Ведь это жанр с повышенным чувством контекстуальности.

Часто, впрочем, сюжет анекдота проходит через столетия, неукоснительно неся за собой установившийся еще в стародавние времена контекст.

В конце 60-х годов прошлого века в Советском Союзе получили распространение анекдоты о Вовочке. Теперь они уже собраны, изданы и даже стали предметом исследований. Самой обстоятельной и глубокой является работа А. Ф. Белоусова, которая так и называется «Вовочка» [172] Белоусов А. Ф. «Вовочка» //Антимир русской культуры. Язык. Фольклор. Литература. М., 1996. С. 165–186. . В ней собран и прокомментирован основной корпус текстов цикла. В частности, автор статьи «Вовочка» отметил:

Вовочка начинает утверждаться в «детских» анекдотах; причем, по всей видимости, не столько порождая, сколько притягивая к себе старые анекдоты [173] Там же. С.168. .

Попробую сейчас проиллюстрировать это общее положение на одном любопытном примере:

Урок зоологии. Марья Ивановна спрашивает:

– А у кого самые большие яйца?

– У слона, – отвечает Вовочка.

– Фу, Вовочка, как тебе не стыдно! – говорит Марья Ивановна. – Правильный ответ такой: у страуса.

– А, знаю! – восклицает Вовочка. – Это у того, который медленные вальсы писал [174] Антология мирового анекдота. Он меня любит и любит. Киев, 1994. С. 200. .

Интересно, что в середине XIX столетия этот сюжет, судя по всему, в России довольно активно циркулировал, но только применялся к институткам. Вот соответствующие фрагменты из записной книжки Нестора Кукольника и из анонимного рукописного сборника «Забавные изречения, смехотворные анекдоты или домашние остроумцы», датируемого 1857 годом:

Матушка с дочкой приехали летом в Петербург и не оставили случая как следует осмотреть все достопримечательности, в том числе и музей Академии наук, где они видели кости допотопных животных, яйца огромных птиц и так далее.

Вечером того же дня они поехали в Павловск слушать оркестр Штрауса и, разумеется, восхищались, потому что у нас не таланты, а имена составляют достоинства. За что русского вытолкали бы в шею, то в иностранце, имени ради – нравится, приводит в восторг. И неистовые кривлянья голодного капельмейстера сопровождались громкими рукоплесканиями нашей добрейшей публики: «Bravo, Strauss! Bravissimo!» Многие кричали даже «Ура!». Дочь, посмотрев на эту фальшивую знаменитость, спросила у матери:

– Это молодой Штраус?

– Молодой! Это сын…

– Это и видно, что еще очень молод.

– Это почему?

– Потому что яйца еще не так велики, как те Штраусовы яйца, что мы видели сегодня в Академии [175] Опубл. в кн.: Курганов Е. Я. Анекдот как жанр. СПб, 1997. С.116. .

Прогулка по академическому музею маменьки с дочкой-институткой.

Маменька:

– Посмотри, Anette, какие огромные яйца у страуса.

Дочка:

– Ах, maman, это того самого Страуса, что играет так мило surixten-vals в Павловском воксале [176] Там же. С. 121–122. .

Приключения одного сюжета во времени показывают, что за столетие институтка превратилась в Вовочку, но при этом сохранился школьно-ученический контекст. У сюжета оказался свой «семантический ореол».

Листая «Историю СССР в анекдотах», я наткнулся на следующий текст:

– Каким это образом Гречко стал маршалом?

– Он был просто слишком глуп для генерала [177] Курганов Е. Я. Анекдот как жанр. СПб, 1997. С. 102. .

И тут же в памяти моей всплыл анекдот, точнее цикл из трех анекдотов, своего рода анекдотическая трилогия, которая записана была в свое время Нестором Кукольником:

Бутурлин был нижегородским военным губернатором. Он прославился глупостью и потому скоро попал в сенаторы.

Государь в бытность свою в Нижнем сказал, что он будет завтра в Кремле, но чтоб об этом никто не знал. Бутурлин созвал всех полицейских чиновников и объявил им о том под величайшим секретом. Вследствие этого Кремль был битком набит народом. Государь, сидя в коляске, сердился, а Бутурлин извинялся, стоя в той же коляске на коленях.