Виктор Топоров - О западной литературе

Однако это не «тихая лирика», молодым поэтам присущ пристальный интерес к приметам нового в жизни страны и в общественном сознании людей.

Эта поэтическая формула Юргена Реннерта стала, по справедливому замечанию критика У. Хойенкампф, как бы эпиграфом к творчеству его младших собратьев по перу. Молодые поэты ГДР считают задачей своего творчества не скороспелые ответы на актуальные вопросы современности, а постановку таковых; вопросы, задаваемые ими, зачастую трудны, но почти всегда существенны и небанальны.

Критики ГДР, внимательно следящие за развитием молодой поэзии, иногда – и не всегда справедливо – упрекают молодых поэтов в излишнем драматизме такого рода вопросов. Юности свойственна драматизация бытия, кроме того, она – в самой природе лирической поэзии. Это хорошо выражено в сонете Стефана Деринга (род. в 1954 г.) «Портрет юноши, утоляющего жажду»: контрастное противоречие между необходимостью утоления жажды и неподатливостью крахмального воротничка, туго сдавившего горло пьющему.

Куда точнее критические упреки в необязательности многих стихотворений, публикуемых молодыми, в том, что они зачастую остаются на уровне наброска. Читая, например, лирический дневник несомненно одаренной Сони Шюлер-Шубарт (род. в 1951 г.) «Между четвергом и мартом», иногда ловишь себя на тоскливой мысли, что Ахматова «научила говорить» не только русских женщин. Дневниковая фиксация мимолетных переживаний и впечатлений, не окрашенных сильным чувством, лишенных настоящего «лирического мотива», не становится фактом поэзии, даже если тот или иной набросок бывает сделан мастерски:

Нельзя не заметить, что относительно неудавшиеся стихи такого рода – издержки серьезного и в целом весьма интересного процесса, протекающего сейчас в молодой поэзии ГДР: усиления личностного характера лирики. Этот процесс очевиден и в актуализации (правда, в довольно ограниченных масштабах) своего личного опыта, и в индивидуализации формы. Вкус к форме, раннее овладение поэтическим словом, стремление к точной и лаконичной речи отличают нынешнее поколение молодых (те, кому сейчас около сорока, писали и пишут несколько более размашисто). Редко, хотя весьма умело, прибегая к размерам и строфам традиционного стихосложения, молодые поэты отдают решительное предпочтение различным формам свободного стиха, причем не в его многословной уитмено-сэндберговской, а в экономной «японской» традиции, восходящей в европейской поэзии к творчеству Б. Брехта и Э. Паунда. Часто встречается и игровой верлибр, как в приведенной выше «Анкете» Бискупека. Широкое пользование неологизмами (благо немецкий язык как будто нарочно создан для этого) и неточная ассонансная рифма (все же, на мой взгляд, немецкой поэзии противопоказанная) свидетельствуют о знакомстве с советской поэзией двадцатых – тридцатых годов: с творчеством Маяковского, Мандельштама, Цветаевой, которых немецкий читатель знает в превосходных переводах австрийцев Гуго Гупперта, Пауля Целана, а также поэта ГДР Райнера Кирша.

Учтен молодыми поэтами опыт Р. М. Рильке, Г. Бенна, И. Бахман, не говоря уж об их старших собратьях – поэтах ГДР.

При таком обилии учителей где же индивидуализация формы? – вправе спросить читатель. Не лишено иронии замечание одного из старейших поэтов ГДР Вильгельма Ткачика, написавшего в своем предисловии к антологии «Избранное-78»: «Некоторые, кажется, не замечают, что выбранный ими „новый“ путь уже изрядно протоптан и затоптан их эстетическими единоверцами». Однако все не так просто. Нельзя, конечно, говорить об ошеломляющих открытиях, сделанных молодыми немецкими поэтами в области верлибра, но у лучших из них определенно чувствуется свой почерк, разнообразные влияния не приводят к эклектичности. Послушайте, как звучит верлибр «в исполнении» Рюдигера Кварга (род. в 1952 г.) и сравните со стихами, цитировавшимися выше:

Своеобразен верлибр Йорга Ковальски (род. в 1952 г.), Уве Кольбе (1957), Бенедикта Дирлиха (1950). Из поэтов, остающихся верными традиционному стихосложению, упомянем Бригитту Стрижик (1946); в основном же рифмованные и ритмизованные стихи пишутся молодыми поэтами ГДР лишь эпизодически.

Чтобы поколение поэтов осознало себя именно поколением, ему необходим лидер. Думается, что такого лидера молодые поэты ГДР обрели в лице Андреаса Райманна (1946). Выступив как критик и теоретик, он потребовал от своих сверстников решительной новизны и в тематическом и в формальном плане. Его призыв получил широкий резонанс в среде молодых поэтов и стал как бы катализатором уже наметившихся в их творчестве тенденций.

На взгляды Райманна стали равняться. Восторженно был воспринят молодыми сборник стихотворений Райманна «Мудрость плоти» (1976) – сильная и цельная во всем своем многообразии поэтическая книга, ставшая заметным событием в литературной жизни ГДР. На стихи Райманна (они требуют отдельного и подробного разговора) следовало бы обратить серьезное внимание нашим поэтам-переводчикам. Опыт Райманна особенно поучителен тем, что при широте тематического диапазона и богатом арсенале средств выражения (от классического моноритма до запутаннейших форм игрового верлибра) поэт почти всегда добивается органического единства формы и содержания, убеждает в правомерности каждого далеко не очевидного решения.

Диалектика общего и индивидуального особенно наглядна в излюбленнейшем жанре молодой поэзии ГДР – в стихах на историческую и историко-литературную тему. Такие стихи пишут буквально все молодые поэты, в том числе и у нас, за что их часто упрекают в книжности. К чести литературных критиков ГДР следует отметить, что они подходят к данному вопросу куда тоньше, усматривая в таких стихах закономерный поиск молодыми поэтами общественного и эстетического идеала. Выбор героев индивидуален и в своей индивидуальности весьма показателен: Андреас Альбрехт (1951) пишет о Ван Гоге, Габриэла Эккарт (1954) – о Шагале, Йорг Ковальски – о Гельдерлине, Р. Кварг – о Барлахе, Клаус Ран (1947) – о Гейне, Б. Стрижик – об Арно Хольце, Ульрих Феттерман (1955) – о Франце Марке и Георге Тракле, Беттина Вегнер-Шлезингер (1947) воспевает Икара; стихи, посвященные Паулю и Симоне, соседствуют с гимном Афродите, вариациями на тему «Тысячи и одной ночи» и дружеским обращением к советской поэтессе Ларисе Васильевой (выписываю подряд из одной антологии молодой поэзии). Это не костюмированный бал, а стремление возместить недостаток собственного опыта обращением к истории и культуре, не уходя от проблем сегодняшнего дня.