Виктор Улин - Моя жизнь в литературе

«Итак напиши, что ты видел,

и что есть,

и что будет после сего.»

(Отк. 1:19)

В статьях этого сборника идет разговор о литературе – единственном деле моей жизни.

Материал, часть которого уже была опубликована, скомпонован по смыслу.

Вначале я излагаю свой взгляд на литературу как сущность и перечисляю ее основные функции.

Далее следуют дневниковые записи 1987-92 годов – периода, когда я определял свой путь, поступал и учился в Литературном институте (самому учебному заведению посвящен отдельный сборник мемуаров, публицистики и работ по литературоведению).

Продолжают книгу интервью, которые я давал различным изданиям, беседы с читателями и коллегами по цеху.

Эти материалы даны в оригинальном виде – без купюр и оценок; они являются опорными точками развития и подтверждают слова Пушкина о том, что человек меняется во времени.

Хотя, конечно, есть некоторые сущности, остающиеся неизменными.

Аттестуя себя прозаиком, поэтом, публицистом и переводчиком, во главу угла я ставлю художественную прозу.

Символом литературной веры для меня всю жизнь служат слова:

Поэт, не пишущий прозы, подобен мотыльку.

Прозаик, не пишущий стихов, мертв как стилист.

1. «Художник живет в аду своей души.»

(Виктор Улин)

2. «Трещина мира проходит сквозь сердце поэта.»

(Генрих Гейне)

3. «Поэты ходят пятками по лезвию ножа

И режут в кровь свои босые души.»

(Владимир Высоцкий)

4. «Писать надо пьяным, править трезвым.»

(Эрнест Хемингуэй)

5. «Ты творишь так, как будто в последний раз.»

(Виталий Сеньков)

Писатель должен ДУМАТЬ.

Писатель хаусдорфов.

Писатель одинок, как горная вершина над болотом.

Писатель не любит людей, поскольку видит их ничтожную сущность.

Писатель не верит в будущее и не тоскует по прошлому, он живет настоящим.

Писатель остро чувствует там, где обычный человек пройдет и не оглянется.

Писатель всегда во фронде.

Писатель никому не верит.

Писатель слушает всех, но делает по-своему.

Писатель во всем сомневается.

Писатель – нонконформист.

Писатель не подчиняется чужому мнению; если все кругом твердят: «это белое», он говорит: «это черное».

Писатель свободен от химер.

Писатель стоит выше законов морали, общества и государства.

Писатель живет согласно собственной системе ценностей.

Писатель не имеет запретных тем и пишет о том, что его волнует.

Писатель умеет определять оптимальный баланс между формой и содержанием.

Писатель всегда знает, что хочет сказать.

Писатель мыслит образами, а не понятиями.

Писатель непрерывно растет.

Писатель учится всю жизнь.

Писатель проходит витки отрицания отрицания, но в каждый отдельный момент имеет твердую эстетическую позицию.

Писатель не имеет родины и нации.

Писатель – гражданин мира.

Писатель никого ничему не учит, лишь изображает жизнь так, как ее видит.

Писатель не дает оценок.

Писатель воспринимает мир во всем спектре красок, а не через поляризационную щель «добра и зла».

Писатель сочувствует всем своим героям.

Писатель пишет не благодаря жизненным обстоятельствам, а вопреки им.

Писатель живет не в реальности, а в иллюзии.

Писатель умирает с каждой написанной книгой и возрождается с каждой начатой вновь.

Писатель должен быть нищим – голодным и злым.

Лишь при таких условиях он может написать что-то более существенное, чем оды комариному писку.

Писать я начал тому назад более полувека: 21 сентября 1967 года.

Эту дату отмечаю с биографической точностью.

Ведь до сих пор сохранилась одна из первых записей в дневнике, который я вел спорадически на протяжении четверти века.

В тот день я бодро сочинил собственное продолжение детской сказки « Приключений мышонка Пика » – не помню уже какого автора.

Потом на протяжении долгих лет я то отходил от прозы (был поэтом, журналистом, публицистом), то снова возвращался к ней. Совершал витки по спирали, учась у других и пытаясь понять намерения себя самого.

Начиная с определенного момента я стал задаваться мыслями не только о процессе творчества, но о самом предназначении литературы – точнее, о тех функциях, которые она должна выполнить.

Ведь литературу объявляли то лакомством для авгуров, то формой для формы – а то (в случае с возведенной в абсолют русской классикой) наделяли не в меру нравственным значением и даже неким мессианским смыслом.

Что из того получилось для самой русской классики, стало ясным по результатам ее внедрения в детские умы: сам я окунулся в сладостную бездну своего родного языка лишь в зрелом возрасте, уже поступая в Литературный институт – настолько сильным было отвращение, привитое к изящной словесности в средней школе.

Обо всем этом я рассуждал давно и достаточно подробно на своем литературном сайте, который закрыл по причине отсутствия смысла. Сегодня хочу напомнить, зафиксировав свой взгляд.

Литература (как, впрочем, и другие виды искусства) имеет 4 функции, выполнению которых должно быть априори подчинено замысленное произведение.

Эти функции суть следующие:

1. Заместительная.

2. Очистительная.

3. Информационная.

4. Эстетическая.

Теперь поясню смысл вводимых мною понятий.

ЗАМЕСТИТЕЛЬНАЯ функция: литература на момент восприятия замещает реальную жизнь авторским вымыслом.

Погружаясь в хорошую книгу, читатель переживает чужое бытие. Это позволяет ему отъединиться от собственных проблем, перенестись в мир героев и вернуться оттуда в значительной мере отдохнувшим от своих проблем. На этой важнейшей функции основано воздействие даже таких жанров, как тупой детектив, психопатическое фэнтези или любовный роман уровня мыльной оперы.

Стоит подчеркнуть, что заместительная функция литературы для самого автора стоит подчас куда больше, чем для его читателей. И более того, многие мастера приходят в литературу именно в стремлении создать иллюзорную жизнь, развивающуюся по своим законам и оказывающейся порой куда более реальной, чем жизнь настоящая.

Написав пару сотен прозаических текстов, я прожил добрую тысячу чужих жизней.

Был и мужчиной и женщиной, и зверем и птицей.

Работал летчиком, врачом, музыкантом, снайпером, авиатехником, столяром, преподавателем, порноактером, еще бог знает кем.