Алексей Коровашко - Олег Куваев [повесть о нерегламентированном человеке] [litres]

Дмитрий Куваев: «Не помню Олега нездоровым, он всё время был в спорте. Быстро бегал между деревьями (ему понравилось наше горнолыжное упражнение), резинку растягивал, ходил по горам. Гантели у Олега были лёгкие – на скорость и выносливость, не на рельеф… Раз заглянул в замочную скважину – он стоит на голове. Говорю: пойдём на велосипедах кататься. Он: „Изыди!“»

Йога не раз упоминается в поздних рассказах Куваева, да и в письмах он в шутку именовал себя «ёгом».

Георгий Бартишвили: «Очень здоровый был мужик, спортсмен. Скорее всего, давление было… Нервная система, от нервов всё».

Дмитрий Куваев: «У меня давление, как и у мамы. У Олега, наверное, тоже было…»

Осенью 1974 года – за полгода до смерти – Куваев прошёл пешком из Приэльбрусья в Сванетию: «Вспомнил юность, влез в рюкзак и пошёл… в Сванетию пешком через перевал Донгуз-Орун. Сопровождали меня два альпиниста – мастера спорта (вероятно, известные братья Кахиани. – Примеч. авт. ). Один эдак впереди, а один эдак сзади. Ну, к концу дороги альпинисты с удивлением, а я с типично куваевским тщеславием пришли к выводу, что середний бывший геолог середнему мастеру спорта не уступает, а могёт и показать, если надо».

Физическая крепость сочеталась в Куваеве с серьёзными проблемами и «нервного», и сердечно-сосудистого характера, но о его недугах многие не подозревали. В этом Куваев близок Владимиру Арсеньеву, до последних дней ходившему в тяжёлые экспедиции с инвалидностью и целым рядом болезней (о чём мало кто знал). И ещё – Джеку Лондону, который считался символом красоты и здоровья, хотя с юности имел «убитые» почки и умер в сорок лет.

В 1963 году, не достигнув и тридцати, Куваев пишет с острова Врангеля Негребецким: «Что-то барахлит ноне сердце. Ходил на днях на пик Берри. Глотал валидол».

1966-й, Галине Куваевой

Бессонница меня сожрала, ну хоть на стенку лезь. Правда, на сей раз мысль о самоубийстве в голову не приходила. Снотворное я пить не хотел… потом стал его принимать, не помогает ни черта. Пробовал пить вино – ещё хуже.

Как-то он принял за ночь семь таблеток, пошёл к невропатологу, та проверила «нервные системы» и «в ужас пришла».

1967-й, Борису Ильинскому

После новогоднего «веселья» стряслась со мной чуть ли не катастрофа. Вынужден был пойти к врачу. Оказалось кошмарное мозговое давление и обычное тоже. Хожу сейчас на укольчики ежедневно. Сказали, что в следующий раз или через раз меня в такой ситуации запросто хлопнет паралич.

Отправляли лечиться – он, естественно, плюнул…

1969-й, Ольге Гуссаковской

Разболелся я что-то, как никогда… Живот у меня болит, говорят, в ём язва, черепушка не соображает, ибо в ей спазмы и давление, а душа болит, потому что надоела мне вся эта нелепость собственной жизни…

1972-й, Светлане Гринь

Не спал сегодня всю ночь, она, родимая, бессонница… Снотворное у меня есть всякое (просто сегодня почему-то не подействовало).

Когда в 1963 году на острове Врангеля Олег схватил воспаление лёгких, его направили на рентген, заподозрив туберкулёз. «Все эти бредни насчет туберкулёза, как и следовало ожидать, оказались плешью. По заключению врача, для взрослого слона мои лёгкие не годятся, но для маленького слонёнка вполне подойдут, – писал он потом. – Есть расширение сердца – видимо, от злоупотребления трубкой и крепким чаем. Ну, лет на двадцать ещё хватит».

Хватило только на двенадцать.

Куваевский magnum opus – «Территория» – о геологической работе. Но не только о ней (как и геология – наука не только о Земле), а о человеке, его месте в мире, способе жить. Вот как характеризовал книгу сам автор: «Внешне – это история открытия золотоносной провинции. Но сие сугубо внешне. С равным успехом можно было писать о каменном угле, участке леса для разработки и т. д. Внутренне же – это история о людях, для которых работа стала религией. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: кодексом порядочности, жёсткостью, максимализмом и божьим светом в душе. В принципе каждый уважающий себя геолог относится к своей профессии как к символу веры».

В 1968-м Куваев записал: «Радио всё говорит и говорит об убитом Кинге [17] Кинг Мартин Лютер (1929–1968) – проповедник, общественный деятель, борец за права чернокожих, автор знаменитой речи I have a dream . … Видно, крупно стосковалось человечество по героям». Сам Куваев героев видел на Севере: «Я свято верю, что открыватели Колымы и Чукотки были люди особой формации и именно они могут и должны служить примером для „кислого“ молодого поколения нашего времени». Или: «Люди, делавшие Чукотку и Колыму, были всё-таки полубогами… И, прожив пять лет в этой б…ской Москве среди всей этой никчёмной литературной, журналистской и киношной публики, я в этом утверждаюсь… Есть разного размера акулы и акулки, маленькие наполеончики из картона, хилые псевдогении либо бессильные маразматики типа Машки-битницы. Личностей нет».

«Территория», утверждал Куваев, написана ради последней фразы: «День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего, и причина грядущего дня создаётся сегодня. Так почему же вас не было на тех тракторных санях и не ваше лицо обжигал морозный февральский ветер, читатель? Где были, чем занимались вы все эти годы? Довольны ли вы собой?..» (Критик Игорь Дедков за эту фразу упрекнул Куваева: писатели-фронтовики не обвиняют же читателей в том, что те не мёрзли в окопах, да и всю страну в тракторные сани Северстроя не усадишь, не говоря о том, что есть другие ответственные участки работы – целина, космос, Мировой океан…)

Слова Куваева о последней фразе, разумеется, не означают, что весь остальной текст играет роль сугубо вспомогательную. В романе создан целый мир – мир людей Территории. Как заметил Валерий Целнаков, все герои – хоть первого, хоть третьего плана – выглядят «достойно, колоритно и равноценно»: автор одинаково внимательно смотрит и на Кефира с Богом Огня, и на Чинкова с Баклаковым. Последние – главные герои с точки зрения сюжетных и композиционных законов, но в другом, высшем смысле главные тут – все. Автор напоминает фанатичного кинорежиссёра, для которого недопустима небрежность даже в малейшей детали одежды артиста массовки, которого зритель вообще не заметит.

В «Территории» сформулирован «кодекс Северстроя» – правила поведения, которые Куваев хотел бы видеть общечеловеческими. Его книга – выпад против «гипноза приобретательства», которое, как считает в романе съёмщик Гурин, завоевало мир покруче всех Македонских. «Сволочи, куркули проклятые, ничего в жизни не знают, кроме ковров, телевизоров, сберкнижки», – говорит герой книги прораб Салахов. Всё это Куваев писал в 1970-х о пятидесятых. А что сказал бы сейчас, когда те времена кажутся нам чуть ли не монашескими?!