Алексей Коровашко - Олег Куваев [повесть о нерегламентированном человеке] [litres]

Понять характер Чемоданова, во всяком случае нам, людям сегодняшнего дня, лишённым возможности наблюдать его лично, поможет его книга «В двух шагах от Северного полюса. Записки геолога», опубликованная в Магадане в 1968 году (попытки вдовы Чемоданова Таисии Андреевны переиздать её в значительно дополненном виде, предпринимавшиеся в конце 1970-х годов, успехом, к сожалению, не увенчались).

Внимательное чтение этой книги лишний раз подтверждает тезис, что между прототипом и героем допустима дистанция: избавиться от ощущения абсолютной несхожести Чинкова и Чемоданова практически невозможно.

Вместо харизматической личности, манипулирующей людьми не хуже какого-нибудь опытного царедворца, перед нами предстаёт человек, скроенный по лекалам советского жизнестроительства и неспособный потрясти воображение масштабом своих мыслей и деяний. Это суждение не содержит уничижительной и пренебрежительной оценки. Эпитет «советский» мы не употребляем в значениях «посредственный», «отрицательный», «негативный». Мы лишь имеем в виду, что Чемоданов в своих «Записках» почти полностью предсказуем. Не возникает сомнений в том, что нас ждёт за очередным сюжетным поворотом: автор всегда поступает так, как того требуют кодекс строителя коммунизма и планы развития страны, принятые перед очередной пятилеткой.

Давление времени, помещающего слова и фразы в заранее отлитые формы, ощущается в книге Чемоданова с необычайной силой. Клише газетных передовиц и ритуальных заклинаний, беспрестанно звучавших на партийных собраниях разного уровня, проступают в ней, как жилы кварца на гранитном склоне. Вот несколько характерных образцов этой стандартной риторики: «На штурм чукотской тундры, за её богатствами вышли комсомольцы. Посланцы Ленинского комсомола, прибывшие со всех концов нашей необъятной Родины, они показали чудеса героизма»; «На Чукотку пришла Советская власть. Пришёл истинный хозяин гор Заполярья. Но понадобилось ещё немало лет, чтобы подземные богатства поступили на службу народа»…

Невозможно себе представить, чтобы похожие слова прозвучали из уст Ильи Николаевича Чинкова. Его мышление и речевое поведение бесконечно далеки от партийно-хозяйственного новояза той эпохи. Находясь с ней в ладу, может быть, в чисто внешнем, а может быть, и во внутреннем, подлинном, он продолжал пользоваться исключительно своим лексиконом, что и обеспечивало ему, наряду с экстраординарными поступками, «лица необщее выраженье».

К тому же при чтении мемуаров Чемоданова бросается в глаза не свойственная Чинкову сентиментальность, прорывающаяся во вкраплениях неожиданных, но весьма эффектных, поскольку они нарушают автоматизм господствующего стиля.

В самом начале книги, описывая свой перелёт с Колымы на Чукотку, Чемоданов не в силах удержаться от эмоционального восклицания, полного восторга, метафорических сравнений и – вещь для Чинкова абсолютно невозможная – уменьшительно-ласкательных суффиксов: «Так вот она какая, тундра, тундра, о которой когда-то рассказывали на уроках литературы в школе! Ровная, словно степь, голая местность. На её зеленовато-серой глади виднеются синие глазки многочисленных озёр. Одни из них большие, словно крупные пятна, другие маленькие, почти совсем круглые. Лишь изредка встречаются небольшие холмы-сопки да извилистые ленты многочисленных ручьёв и речушек».

При встрече с представителями чукотской фауны Чемоданов испытывает настоящее умиление: «Забавно смотреть, как за мамашей, серой куропаткой, катятся серо-жёлтые комочки. Куропатка мечется из стороны в сторону – то подбежит к нам, волоча, словно подбитое, крыло, то снова отбегает к своим перепуганным детям».

Жёсткий и непреклонный Чинков в словах и поступках Чемоданова-мемуариста только смутно угадывается.

Прочесть «Территорию» Чемоданов не успел: умер за пять лет до публикации романа (Куваев писал, что, будь Чемоданов жив, он бы показал рукопись только ему, а перед другими не ответственен). Прожил чуть больше полувека, как и Билибин. Скончался от сердечного приступа – вот и Чинков в романе прислушивается к сердцу, носит валидол (хотя это скорее общее, чем частное; «Ритм и обычаи Северстроя быстро изнашивали сердца», – констатирует автор)… Правда, в период открытия чукотского золота Чемоданову было чуть за тридцать, тогда как Чинков – немолодой грузный человек. Или дело в том, что Куваев, попавший на Чукотку уже в конце 1950-х, запомнил его именно таким?

Главный инженер районного ГРУ Чинков – порождение уходящего в прошлое Дальстроя, жёсткий руководитель, порой волюнтарист, «хозяин Территории». То он в нарушение инструкций посылает в рискованный одиночный маршрут Баклакова, то сам летит в не менее рискованную поездку в Москву, прихватив с собой нигде не учтённый килограмм золота…

Василий Белый говорил, что натуре Чемоданова были присущи «неуступчивость и даже диктаторские наклонности». Куваев в 1966 году писал, что, хотя Чемоданов к нему относился «с каким-то интересом» и помогал, в книге он будет «полуотрицательным типом», поскольку «сгубил, выгнал, уничтожил массу талантливейших ребят, бериевец по закалке, но я здорово его уважаю за силу».

С другой стороны, критик Игорь Литвиненко накануне и во время перестройки писал, что Чинков – «яркий пример точно выполненного социального заказа», причём такого, когда «художник откликается не на актуальную, а на перспективную, завтрашнюю задачу». По Литвиненко, Чинков – дальновидный руководитель с «дерзкими и плодотворными инициативами», деятель в отличие от дельца Робыкина, представитель генерации «новых людей» наподобие бригадира Потапова из кинофильма «Премия» (1974) по сценарию Александра Гельмана, с которыми «утвердились гуманистические ценности новой, послесталинской эпохи».

В образе Чинкова отразилась биография не одного Чемоданова. Взять эпизод с вывозом «левого» золота на материк: такой случай был, но не с ним. В 1957 году начальник Сеймчанского райГРУ Константин Иванов через голову магаданского начальства привёз в министерство золотые самородки и выбил ассигнования на геологоразведочные работы. Фигура Иванова вспоминается и в связи с соперничеством Чинкова и Робыкина. Прототип Робыкина, начальник СВГУ Драбкин, по словам Бориса Седова, хотел избавиться от Иванова – руководителя самого большого на Колыме Сеймчанского ГРУ – и создал Билибинскую экспедицию, куда перевели часть сеймчанцев. Базировавшуюся в Сеймчане Полярную экспедицию передали во вновь созданную Центральную геолого-геофизическую экспедицию в Хасыне. В результате у Иванова осталась всего одна небольшая экспедиция, и вскоре он уехал на материк (потом Мингео назначило Иванова начальником Кольского ГУ, уравняв в статусе с Драбкиным).