Алексей Коровашко - Олег Куваев [повесть о нерегламентированном человеке] [litres]

Со временем к «территориальному» отражению реального Чемоданова и литературного Макавеева добавились и киношные двойники. В первой экранизации романа «Территория» (1978) Будду сыграл Донатас Банионис, во второй (2014) – Константин Лавроненко. Была ещё радиопостановка Якова Губенко 1976 года, в которой Чинков получил выразительный голос Евгения Евстигнеева, и спектакль «Риск» московского театра «Современник» (1984), где роль Будды исполнил Геннадий Фролов. Трудно уже в это поверить, но в описываемые Куваевым времена «звёздами» были и сами геологи – не хуже Баниониса с Лавроненко.

В фигуре «простого и упрямого» молодого съёмщика Сергея Баклакова Куваев изобразил геолога Василия Белого (1929–2009). Он окончил один с Куваевым институт, тоже увлекался лыжами и альпинизмом. Был распределён в Дальстрой и направлен в Певек. Занимался рекогносцировочным картированием неисследованных площадей Чукотки, закрыв обширные белые пятна на геологической карте. В 1959 году перевёлся в Магадан, в Центральную комплексную тематическую экспедицию СВГУ, в 1966-м перешёл в СВКНИИ, где стал доктором наук, заведовал лабораторией палеовулканологии. С 1998 года жил под Москвой. «Правоверным геологом» называл Белого в письмах Куваев. Таким он и сам когда-то собирался стать, не признавая ничего, кроме учёбы и спорта. Следует заметить, что Куваев дал Баклакову собственную дочукотскую (и не только) биографию, сделав того вятским, что сбило с толку и Белого, и других: многие решили, что Баклаков – это сам Куваев. Писатель пояснял: «Он (Белый. – Примеч. авт. ) действительно был прост и упрям… Прототипом Баклакова является именно он, а не О. Куваев. Просто я не знал его детства и посему вынужден был прицепить часть биографии своей и знакомых мне биографий. Но Баклаков взят именно с В. Ф. Белого». «Простым советским фанатиком», обладающим упрямством забивающей сваю чугунной бабы и занятым лишь «мускулатурой и геологией», называет Баклакова его приятель Гурин.

Главный инженер, впоследствии начальник центрального геологического управления в Городе (расположенное в Магадане ГРУ Дальстроя и наследовавшее ему СВГУ) «Котя» Робыкин, как сказано выше, – Израиль Драбкин (1907–1971). В 1935 году после окончания Ленинградского горного института он прибыл на Колыму. С 1939-го – главный геолог Сеймчанского, а с 1940-го – Верхне-Колымского райГРУ. С 1948-го – замначальника ГРУ ДС, главный геолог и главный инженер управления. С 1957 года – главный инженер СВГУ, с 1959-го – начальник.

Владимир Монголов, начальник Восточной поисковой партии, должностью и фамилией созвучен с Василием Китаевым, но Куваев признавался, что сам он Китаева «в глаза не видел», а слышал о нём «сплошные пакости». В романе Монголов – человек в высшей степени достойный, бывший горняк, фронтовик-артиллерист и кадровый офицер. С реальным Китаевым, который, по словам Чемоданова, «до приезда на Чукотку <���…> занимался инженерными изысканиями на железнодорожном транспорте», он вряд ли имеет много общего.

Прораб-промывальщик по штатному расписанию и адъютант Чинкова по сути Клим Алексеевич Куценко по прозвищу Скарабей – тот самый гений шлиха и лотка Алексей Власенко (только у книжного Куценко «неиспорченная анкета» и, более того, своих украинских родственников он обзывает «бендеровцами»).

Насколько нам известно, прозвище Куценко в «куваеведении» ещё никем не объяснялось, поэтому есть смысл уточнить, чем оно мотивировано. Самое простое объяснение дано самим Куваевым в тексте «Территории». Писатель отмечает: «Куценко был широк корпусом, со стриженым затылком, жёстким чубом и действительно напоминал жука в брезентухе и сапогах». Казалось бы, комментарии здесь не требуются: Куценко получил свою кличку из-за внешнего сходства с жесткокрылым пластинчатоусым насекомым.

Но, выступая по отношению к промывальщику Куценко в роли ономатета – установителя имён и кличек, автор «Территории», несомненно, подбирал такую из них, которая воплощала бы в себе сущностные черты персонажа. И прозвище Скарабей с этой функцией справляется, причём вовсе не потому, что в нём содержатся отсылки к внешнему виду и наклонностям Куценко. Уподобление гениального промывальщика Скарабею связано с главным объектом «Территории» – золотом.

Куваеву наверняка было известно, какую роль играл Скарабей в мифологических представлениях древних египтян, почитаемый ими в качестве символа солнца. Как дневное светило движется по небосклону с востока на запад, так и Скарабей, верили они, перекатывает в том же направлении навозный шар. Амулеты, изображавшие Скарабеев, делали из разных материалов: зелёного базальта, зелёного гранита, зелёного мрамора, известняка, голубой глины, вулканического стекла, глазированного фаянса. Нефритовые амулеты, как правило, оправляли в золото.

Однако внешний облик магического предмета – вещь достаточно случайная. Куда важнее переклички глубинного и постоянного характера. А они определяются тем, что Скарабей, будь то артефакт или реальный пластинчатоусый жук, через «родство» с солнцем вступает в связь с золотом во всех его видах. Ещё Александр Афанасьев, исследуя мифологические универсалии культурных традиций древности, пришёл к правомерному выводу, что «одинаковое впечатление блеска солнечных лучей и блеска металлов сроднило представление света с золотом и серебром». По Афанасьеву, «близкая связь с божествами света» придала благородным металлам «чудесный характер и таинственную силу: они горят, как огонь или лучи солнца, главным образом хранятся в жилище богов». И хотя наблюдения Афанасьева ориентированы прежде всего на мифологию индоевропейских народов и ограничены к тому же данными науки позапрошлого столетия, правомерность их приложения к древнеегипетским воззрениям и ритуалам не вызывает сомнений.

Наконец, отметим, что Куценко – профессиональный золотодобытчик, или, по терминологии, применяемой и Куваевым в «Территории», и Чемодановым в записках «В двух шагах от Северного полюса», золотарь. Слово «золотарь» двусмысленно: оно обозначает не только человека, занимающегося поиском и добычей золота, но и ассенизатора, промышляющего очисткой выгребных ям, удалением экскрементов и нечистот. Собиранием нечистот – навоза – занимается и жук-скарабей. Таким образом, связь клички Куценко с золотом приобретает двусторонний характер: он её получает и по линии солнечного блеска, и по линии ассенизаторского собирания того, что эвфемистически называют «ночным золотом». По поводу того, почему нечистоты оказались уравнены с почитаемым драгоценным металлом, можно было бы написать целый трактат. Но здесь хватит и указания на то, что эквивалентность золота и навоза обеспечивается «перевёрнутостью» потустороннего, запретного и ночного мира относительно человеческого, культурного, дневного. В славянской мифологии, в частности, распространён мотив превращения утром золота, принесённого ночью демоном, в навоз, и наоборот, навоза – в золото.