Андрей Бабиков - Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Имеется в виду «Романс» (1924) Ходасевича, в котором он развил пушкинский набросок «В голубом эфира поле…» (Россия. 1924. № 2. С. 147, с примечанием: «Окончание Пушкинского наброска. Первые пять стихов написаны Пушкиным в 1822 году»). «Двойное отрицание» находим в следующих строках Ходасевича: «Догаресса молодая / На супруга не глядит, / Белой грудью не вздыхая, / Ничего не говорит». «Романс» подверг резкой критике А. И. Куприн, напечатавший 3 мая 1924 г. открытое письмо в парижской «Русской Газете». Ответ Ходасевича был опубликован в «Последних новостях» 22 мая того же года. В нем он, в частности, заметил:

«<���…> в своем письме вы пытаетесь аргументировать „от Пушкина“, – и здесь возражать приходится, ибо с невежеством надо бороться. Вас привело в „ужас“, что три строки моего стихотворения „запружены“ четырьмя отрицаниями <���…> Увы, Александр Иванович! Позвольте сообщить вам довольно известные пушкинские стихи, которые тоже содержат как раз четыре отрицания в трех строках <���…> Еще больше того: вот пушкинские стихи, содержащие в трех строках целых пять отрицаний <���…> Если бы вы знали вашего любимого Пушкина, то вступаясь за него, не писали бы, что от четырех отрицаний в трех строках „веет тихим, скучным, неуклюжим ужасом“. Далее, вы пробуете уничижительно сравнивать мое стихотворение с „Коньком Горбунком“ или, что по вашему то же самое, с „гитарным перебором штабного писаря“. И опять попадаете в неловкое положение. Ведь именно никто иной как <���…> столь любимый вами Пушкин написал для ершовского „Конька Горбунка“ первые четыре стиха, а когда сказка была окончена, отзывался о ней восторженно <���…> Теперь вы видите, Александр Иванович, что прежде, нежели „вступаться“ за Пушкина, его надобно знать. И это не я, а вы, своим невежественным заступничеством, совершили „грубую выходку с великой тенью Пушкина“. <���…>» ( Ходасевич В. А. И. Куприну // Последние новости. 22 мая 1924. С. 3).

О значении этой полемики в замысле «Дара» см.: Блюмбаум А. Маргиналия к «Дару»: прокурор Щеголев // НОЖ / NOJ: Nabokov online journal / Ed. by Yuri Leving. 2008. Vol. II.

Попытка В. Брюсова «обработки и окончания» пушкинских «Египетских ночей» не нашла сочувствия у критиков.

Имеются в виду строки «В младенчестве я все на дне сидела / И вкруг остановившиеся рыбки / Дышали и глядели», отсутствующие в опубликованном в «Новом журнале» тексте. Замечание Кончеева вновь отсылает к Ходасевичу, к его стихотворению «Берлинское» (из сб. «Европейская ночь», 1927): «А там, за толстым и огромным, / Отполированным стеклом, / Как бы в аквариуме темном, / В аквариуме голубом – / Многоочитые трамваи / Плывут между подводных лип, / Как электрические стаи / Светящихся ленивых рыб» (Подробнее об истории продолжения «Русалки» и набоковских вариантах см.: Бабиков А. Примечания // Набоков В. Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме. С. 625–630).

Эта деталь напоминает эпизод в «Других берегах» Набокова, где он описывает свою беседу с Буниным в парижском ресторане (гл. 13, подгл. 3).

Об этой аллюзии см.: «„Дар“ за чертой страницы».

О первом замысле см.: Бабиков А. Примечания // Набоков В. Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме. СПб., 2008. С. 547–549; о втором – письма Набокова к М. М. Карповичу. Июнь—октябрь 1940 г. ( Набоков В. Переписка с Михаилом Карповичем (1933–1959). М., 2018. С. 47–51).

См., напр.: Виноградов И., Воропаев В. Комментарии // Гоголь Н. В. Полное собр. соч. и писем: В 17 т. М.; Киев. Т. 5. 2009. С. 574. То обстоятельство, что Гоголь приступил к сочинению второго тома «Мертвых душ», когда первый том находился в процессе длительного цензурного рассмотрения, сближает историю сочинения и публикации двух книг, поскольку вторую часть «Дара» Набоков начал сочинять, не издав еще всех пяти глав первой. О том, что Набоков усиленно занимался Гоголем именно в 1941 г., свидетельствует его лекция о мастерстве Гоголя, прочитанная в колледже Уэльсли 15 октября 1941 г. (см.: Набоков В. Переписка с Карповичем. С. 92). Вскоре он начал писать свою английскую книгу о Гоголе, которую закончил в 1943 г.

Ошибка с отчеством Зины – «Марковна» вместо «Оскаровна» – на мой взгляд, еще раз убеждает в том, что продолжение «Дара» Набоков сочинял значительно позднее публикации романа в 1937–1938 гг. в «Современных записках», а не что «он писал наброски в спешке, не сверяясь с текстом „Дара“», как полагает Долинин.

В своем большом собрании материалов и сведений относительно «Дара» Юрий Левинг поместил описание «Розовой тетради» (следующее Грейсон и Долинину) и свой перевод на английский язык разобранного им двухстраничного эпизода свидания Федора с Ивонн ( Leving Yuri. Keys to the Gift: A Guide to Vladimir Nabokov’s Novel. Boston, 2011. P. 18–29). Я благодарен ему за присылку соответствующих страниц из этой книги и приношу ему извинения за то, что его работа не была учтена в журнальной публикации рукописи.

Сам Долинин в своей публикации архивного «Второго приложения к „Дару“» (Звезда. 2001. № 1. С. 85–109) не следует никакому принципу в указании конъектур: так, он дает конъектуру: «Самостоятель[ность]», но отчего-то не дает ее в таких же случаях ранее или позже, к примеру, на той же странице должно быть так: «высокого любопыт[ства]»; еще раньше: «пре[па]ратов», «ратов[ав]ший» и т. д.

В уточненном издании автобиографии «Speak, Memory» (1967) Набоков снял преувеличение о том, что этим штемпелем «чья-то неутомимая и бездельная рука украсила все книги, все бумаги, вывезенные мной из Франции», сказав лишь, что он «украшает и другие бумаги и книги» (Ch. 14, 3). Б. Бойд сообщил мне, что этот штемпель встречается и на чистых страницах в бумагах Набокова. Оттиск штемпеля см. на черновике «Поэтов» в наст. изд. (с. 101).

Эти слова Долинина приводятся по тексту его статьи в «Nabokov Online Journal» (с. 12). Они отсутствуют в тексте, напечатанном в «Звезде» (с. 232); надлежащей оговорки о том, что статья публикуется в «НОЖе» и в «Звезде» в разных редакциях нет.

См.: Долинин А. Бедная «Лолита» // Набоков В. Лолита. М., 1991. С. 14. Гипотеза о том, что финал романа выдуман повествователем Гумбертом, основывается у Долинина в том числе на его утверждении, что в русском переводе «Лолиты» Набоков в финале будто бы намекает на истинное местонахождение Гумберта во время убийства Куильти, что он на самом деле якобы все время находился в Нью-Йорке и никуда не уезжал. В словах Гумберта в конце его «Исповеди»: «и я в состоянии сноситься с тобой, хотя я в Нью-Йорке, а ты в Аляске» (в английском оригинале Нью-Йорк не упоминается, а сказано лишь: «хотя я здесь, а ты в Аляске») Долинин видит авторское указание на это, не принимая во внимание, что в более позднем тексте, сценарии «Лолиты», этому упоминанию дается простое объяснение. В Прологе сценария, которого Долинин, по-видимому, не читал (во всяком случае, он его ни разу не упоминает ни в своих комментариях, ни в своей статье « Lolita in Russian» в сб. The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York & London: Garland, 1995. Р. 321–330), прямо сказано, что Гумберт пишет свою «Исповедь» в «камере <���…> в городской тюрьме Нью-Йорка» ( Набоков В. Лолита. Сценарий / Пер., предисл., примеч. А. Бабикова. СПб.: Азбука, 2010. С. 37). После посещения беременной Лолиты, убийства Куильти и последовавшего затем ареста Гумберта препровождают в «лечебницу для психопатов» (по-видимому, в ту самую, в которой он уже лечился после возвращения из канадской экспедиции в Нью-Йорк), а затем для решения его судьбы – в тюрьму Нью-Йорка, где он и сочиняет свою «Исповедь». Именно этим, на наш взгляд, объясняется уточнение в русском переводе романа (в котором немало и других уточнений) «я в Нью-Йорке, а ты в Аляске», а вовсе не желанием Набокова приоткрыть тайну своего замысла – в угоду прихотливой интерпретации Долинина (Примечание 2018 г.).