Нора Букс - Владимир Набоков. Русские романы

В поисках более дешевого жилья Набоковы оставили Ментону и переехали в Мулин, деревеньку в Приморских Альпах, а оттуда снова вернулись на побережье в русский пансион в Кап д’Антиб. Там Набоков написал еще одну пьесу – «Изобретение Вальса» – для Русского театра в Париже.

Осенью Набоковы наконец, вернулись в Париж. Они сняли однокомнатную маленькую квартирку на 8 рю де Сайгон, поблизости от Булонского леса. Когда приходили гости, их принимали на кухне, чтобы не мешать спать Дмитрию. В этой тесной, неудобной квартирке Набоков работал в ванной комнате и написал там два рассказа, «Посещение музея» и «Лик».

В декабре 1938 года он приступил к своему первому роману на английском языке – «Подлинная жизнь Себастьяна Найта». Думал ли Набоков тогда, что станет англоязычным писателем? Так или иначе, несомненно, он решил попытаться, как пишет Бойд, «прорваться в англоязычный мир» [137] Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы. Указ. соч. С. 585. . В реальности проекта убеждали его собственные переводы своих романов на английский, которые художественно превосходили работы профессиональных переводчиков. Но мысль о расставании с русским языком тогда не допускалась Набоковым. Едва закончив английский роман, он стал думать о продолжении «Дара».

Это было время лихорадочных поисков выхода. Набоков не оставляет надежды устроиться в Англии, едет в Лондон в апреле, а затем еще раз в мае в Манчестер по приглашению профессора Винавера. Но судьба упрямствовала.

Второго мая в Праге умерла Елена Ивановна. Она умерла в больнице, в общей палате, потому что на лучшие условия средств не было. Первый биограф писателя Э. Фильд рассказывает, как Набоков вышел к своим друзьям Георгию Гессену и Михаилу Каминке и сказал спокойным, ровным голосом: «Сегодня утром у меня умерла мать» [138] Field Andrew . Nabokov: His Life in Part. NY: McGraw-Hill, 1971. P. 86. . Некоторые знавшие Набокова принимали его умение владеть собой за душевную холодность и даже черствость. Но достаточно прочитать страницы его автобиографии, посвященные матери, чтобы понять, как глубоки были его любовь и привязанность к ней.

Четырнадцатого июня умер Владислав Ходасевич. Набоков откликнулся «Некрологом», опубликованным в «Современных записках», книге LXIX. «Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней» [139] Набоков В . О Ходасевиче // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 5. С. 587. , – писал Набоков. И далее: «В России и талант не спасает; в изгнании спасает только талант. Как бы ни были тяжелы последние годы Ходасевича, как бы его ни томила наша бездарная эмигрантская судьба, как бы старинное, добротное человеческое равнодушие ни содействовало его человеческому угасанию, Ходасевич для России спасен…» [140] Набоков В . О Ходасевиче // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 5. С. 588. Набоков всегда высоко ценил талант Ходасевича-поэта. А Ходасевич, как никакой другой критик среди эмигрантских рецензентов, сумел проникнуть в суть творчества Сирина и оценить его художественное слово. Их знакомство состоялось 23 октября 1932 года, когда Набоков впервые приехал на квартиру Ходасевича на окраине Парижа. В автобиографии «Другие берега» и «Память, говори» Набоков дал портрет поэта. В романе «Дар» Ходасевич выведен в образе поэта Кончеева, с которым Годунов-Чердынцев дважды ведет мысленный диалог. Восхищение мастерством Ходасевича Набоков пронес через всю жизнь.

Случались в жизни Набоковых в этот тяжелый период европейских сумерек и приятные сюрпризы. Так, неожиданно в начале лета 1939-го рассказ «Картофельный эльф» приняли в журнал «Esquire» – и появились деньги. Их было немного, но хватало, чтобы летом поехать к морю, и Набоковы, верные своей неизменной непрактичности, отправились отдыхать.

В сентябре, по возвращении в Париж, их снова ждали неприятности. Первый английский роман Набокова «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» не взяло ни одно издательство. Набоков по-английски написал очерк о военном Париже, но и он не был принят ни американскими, ни английскими журналами. Безденежье снова поселилось в их квартире. К счастью, Набоковым помогал их старый друг Самуил Кянджунцев, тот самый, что одолжил писателю свой смокинг для первого выступления в Париже. Теперь он, владелец кинотеатра, помогал ему деньгами. Владимир опять стал давать уроки английского.

Одним из последних его произведений, написанных в Европе по-русски, стала повесть «Волшебник». Она оставалась долго в архивах писателя и увидела свет впервые по-английски в 1986 году. Ее перевел и напечатал сын, Дмитрий Набоков. Повесть кажется своеобразной предтечей будущей «Лолиты», но и сама по себе представляет шедевр набоковской зрелой прозы. Содержание ее сводится к следующему: герой, сорокалетний мужчина, испытывающий страсть к девочкам, женится на больной вдове, у которой есть 12-летняя дочь. Когда жена умирает, он увозит падчерицу на отдых, планируя, что постепенно приучит ее к сексуальным играм. Но в первую же ночь, не совладав со своей страстью, начинает ласкать девочку. Та в ужасе поднимает крик. Герой бросается на улицу и погибает под колесами грузовика. В один из вечеров 1940 года Набоков прочитал повесть некоторым своим друзьям, в числе которых были Фондаминский, Зензинов, Алданов. Кажется, ему посоветовали повесть не печатать. Во всяком случае, Бойд сообщает, что «Современные записки» не приняли ее. А позднее, видимо, и сам Набоков потерял к ней интерес, а потом и «Лолита» оттеснила ее в тень.

В апреле 1940 года в 70-м номере «Современных записок» появился фрагмент будущего продолжения «Дара», который, по мнению Б. Бойда, должен был стать его второй главой. Назывался он «Solus Re» («Одинокий король»). Эта книжка журнала была последней. Эпоха расцвета эмигрантской культуры заканчивалась.

Что чувствовал Набоков в эти тревожные, безнадежные, тяжелые дни?

О Набокове этого периода оставила воспоминание Нина Берберова: «В последний раз я видела его в Париже в начале 1940 года, когда он жил в неуютной и временной квартире (в Пасси), куда я пришла его проведать: у него был грипп, впрочем, он уже вставал. Пустая квартира, то есть почти без всякой мебели. Он лежал бледный, худой в кровати, и мы посидели сначала в его спальне. Но вдруг он встал и повел меня в детскую, к сыну, которому тогда было лет 6. На полу лежали игрушки, и ребенок необыкновенной красоты и изящества ползал среди них. Набоков взял огромную боксерскую перчатку и дал ее мальчику, сказав, чтобы он мне показал свое искусство, и мальчик, надев перчатку, начал изо всей своей детской силы бить Набокова по лицу. Я видела, что Набокову было больно, но он улыбался и терпел. Это была тренировка – его и мальчика. С чувством облегчения я вышла из комнаты, когда это кончилось» [141] Берберова Н . Курсив мой. Указ. соч. С. 375. .