Нора Букс - Владимир Набоков. Русские романы

Образ деда Мартына – самостоятельная отсылка к роману «Евгений Онегин». Эдельвейс – «швейцарец, воспитывавший в шестидесятых годах детей петербургского помещика Индрикова и женившийся на его дочери». А у Пушкина первоначальный вариант строк из первой главы «Евгения Онегина»:

В «Комментарии» к роману Ю. Лотман, который и приводит указанный вариант, пишет: «В таком контексте обучение “шутя” воспринималось как изложение основ педагогики Руссо (“Швейцарец очень умный”). В Кишиневе Пушкин пережил увлечение Руссо…» Но набоковская аллюзия на Руссо реализуется не через пушкинский текст, а непосредственно: приведенная цитата о швейцарце, женившемся на дочери помещика Индрикова, прочитывается как пародийный вариант сюжетной развязки «Новой Элоизы». Отсылки к сочинению Руссо многократны в швейцарских пассажах текста.

Герой «Подвига», так же как герой Пушкина и сам Набоков, «родился на брегах Невы». Пушкинская фраза о небрежном обучении наукам:

отзывается в словах матери Мартына: «…в ялтинской гимназии как-нибудь доучишься…»

В характерах героев встречаются общие черты. Мартын в истории, «плохо запоминая даты и пренебрегая обобщениями […] жадно выискивал живое, человеческое, принадлежащее к разряду […] изумительных подробностей…»

У Пушкина об Онегине говорится:

Нельзя не отметить поразительно тонкое понимание Набоковым жанра исторического анекдота. Например, у Вольтера в его главном историческом труде «Век Людовика XIV» есть особая глава «Частные подробности и анекдоты правления Людовика XIV». Иначе говоря, анекдот это и есть частная историческая подробность.

В «Подвиге» дядя Генрих дарит Мартыну на рождение «черную статуэтку, ненужную вещицу» и говорит: «В семнадцать лет человек уже должен думать об украшении своего будущего кабинета». А у Пушкина:

Пушкинская и онегинская страсть к полированию ногтей наследуется в «Подвиге» отцом и дядей Мартына: «пуще всего пилочка, которой он (отец. – Н.Б. ) во всякое время терзал мягкие ногти, выводили ее (мать. – Н.Б. ) из себя…» Дядя Генрих, став женихом Софьи Дмитриевны, «однажды даже вынул пилочку и начал с приятной грустью шмыгать ею по ногтям…» И отец, и дядя Генрих – швейцарцы. Пародийный смысл аллюзии в инверсивности ролей. Сравним у Пушкина:

Сочинения Руссо служат пародийной призмой, в которой преломляются набоковские отсылки к «Евгению Онегину».

Завязка «Подвига» повторяет начало этого произведения. У Пушкина действие дебютирует в первую неделю мая (Набоков обратил на это внимание в своих «Комментариях» к пушкинскому роману) известием об умирающем дяде, которое получает 25-летний Евгений. В «Подвиге» – весной 1918 года известием о смерти отца, которое 15-летнему Мартыну сообщает мать. Персонаж дяди, двоюродного брата отца, возникает в романе позднее. Уже в эмиграции мать Мартына выходит замуж за дядю Генриха, что Мартын воспринимает как «несомненную измену по отношению к памяти отца». Ситуация содержит аллюзию на «Гамлета» Шекспира. Трагедия включается в систему референтных текстов, сопровождающих роман, отсылки к ней осуществляются на протяжении всего повествования.

Приведу примеры. В последней, 5-й сцене I акта Гамлет после встречи с Призраком просит Горацио и Марцелла принести клятву молчания. Привожу в переводе М. Лозинского:

Странным странником является Призрак, который приходит в мир живых сообщить Гамлету тайну. В «Подвиге» Мартын «вольным странником» отправляется в мир призраков ради приобщения к таинству. Набоков заимствует у Шекспира смысловое содержание категории странности как некоторой причастности потустороннему. Одно из проявлений ее – утрата рассудка. Горацио пытается удержать Гамлета от общения с Призраком, пугает его безумием. В переводе М. Лозинского:

Примечательно, что когда в финале Дарвин рассказывает Зиланову о поступке Мартына, тот восклицает в ответ: «Что за странная история… Каков, однако, сумасброд».

Внешний уровень определения странности поведения Мартына связан с непониманием его другими. Подвиг Мартына не подчинен общественной пользе, его цели и готовность к свершению вызревают в сознании героя без всякой соотнесенности с историческим временем и гражданской общепринятой логикой. Например, Дарвин думает о Мартыне: «Тут есть что-то странное. Спокойно сидел в Кембридже, пока была у них гражданская война, а теперь хочет получить пулю в лоб за шпионаж?» Непонимание Дарвина обусловлено и его собственным опытом, отвечающим общей норме: он, «прервав университетское учение, ушел восемнадцати лет на войну…» Мотив смелости/страха в «Подвиге» прочитывается как отражение аналогичного мотива в «Гамлете». Пересечение Мартыном границы географической отождествляется с пересечением границы экзистенциальной. В подтверждение герои романа воспринимают уход Мартына в Россию как его гибель. Сравним у Шекспира в знаменитом монологе Гамлета. Привожу в переводе Вл. Набокова:

В финальных сценах романа несколько раз пропевается сокращенная цитата из трагедии Шекспира: прощальные слова Призрака, которые Гамлет делает своим девизом: «Прощай, прощай! И помни обо мне».

Мартын в последний раз поднимается в свою комнату: «“Прощай, прощай”, – быстро пропела этажерка, увенчанная черной фигуркой футболиста…» В последней сцене с Дарвином: «“Прощай”, – сказал Мартын, но Дарвин промолчал. “Прощай”, – повторил Мартын».

Сквозная аллюзия романа на трагедию Шекспира допускает предположение, что в ней оглашена цель подвига героя. Она открывается Гамлету после посвящения в тайну пришельцем из потустороннего мира. Привожу в переводе М. Лозинского: