Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

Не правда ли, похоже на стихи Бродского? Это неспроста.

Б. М. Фирсов. Разномыслие в СССР.

1940–1960-е годы: История, теория и практики

СПб.: Изд-во Европейского университета в С.-Петербурге, Европейский Дом, 2008.

Как глупо скучна была бы жизнь, если бы случалось только неизбежное; если бы все происходящее мы полагали единственно возможным. Ум, не способный к сослагательному наклонению, не уловит – и ловить не станет – изредка все-таки пробегающую по событиям тень смысла.

Зато ни о чем и не пожалеет. Поскольку в мире, не знающем сослагательного наклонения, не бывает ошибок и неудач.

Таким миром, я думаю, является земная кора. Разные там геологические пласты и вообще огромные камни не знают горя – а одну лишь силу тяжести.

Тогда как для организмов – возможны варианты. Какой-нибудь рыбке корюшке – допустим, одной из стайки – удается, случайно правильно вильнув хвостиком, проскользнуть мимо тюленьей пасти. Теперь ее сожрет другой тюлень. И в этом – ее свобода. От которой, между прочим, до нравственного императива – рукой, считайте, подать, это вопрос только времени, положитесь на эволюцию.

Или, скажем, автор этой книги, не уйди он сорок лет назад из номенклатуры в интеллигенцию, мог бы сделаться, чем черт не шутит, руководителем Советского Союза или даже губернатором Санкт-Петербурга (с вытекающими отсюда последствиями для линии местного горизонта). Доктор философских наук, почетный ректор Европейского университета, почетный доктор Хельсинкского университета, лауреат Международной Леонтьевской медали, – а начинал не хуже никого: райком комсомола – обком комсомола – райком (Дзержинский! в Ленинграде!) партии. Уже вызывали его и в ЦК, на «смотрины» – чай в хрустальном стакане, сушки. Понравишься – назначат инспектором ЦК, зачислят в особый кадровый резерв, маленько помаринуют, посолят, поперчат – и езжай, например, в Новосибирск третьим секретарем уже обкома. С перспективой практически необозримой. А он не почувствовал счастья, а главное – не выразил его. А такие нам ни к чему.

Впрочем, через несколько лет дали – почти дали, а он почти взял – еще один шанс, причем ужасный. В декабре 67-го он согласился было стать ни много ни мало гендиректором Советского телевидения. Буквально Бог спас – в лице т. Толстикова, ленинградского первого секретаря: категорически не поддержал кандидатуру. А то ведь через девять всего месяцев – либо в первые негодяи, на вечный позор, либо – не знаю, как это назвать – гражданская клиническая смерть или клиническая гражданская.

А так – позволили сбежать в лженауку социологию.

Вот и эта книга – по специальности. Веке в XVII жанр ее назывался бы – трактат. Или – рассуждение. На тему – верней, на две темы: 1) все ли обитатели страны, известной как Страна Советов, являлись Людьми Советскими? 2) являлось ли существо, известное как Человек Советский, каким-то отдельным подвидом Homo sapiens?

На первый вопрос – уверенное «нет» с массой убедительных примеров.

И на второй – тоже «нет», хотя с интонацией несколько расплывчатой.

Не вполне убеждающей профана вроде меня.

То есть и я согласен, что наши прадедушки и прабабушки, а также дедушки и бабушки, а также их сограждане в своем большинстве были люди, а кто же еще. Довольно много было и симпатичных, даже очень. А все же имелись у них, почти у всех, отличительные особенности. Конечно, не то чтобы признаки подвида. Профан вроде меня рискнул бы применить термин «порода». Она ведь, если верить советскому же словарю, определяется наличием «специфич. экстерьерно-конституциональных и полезных хоз. свойств, передающихся по наследству».

Но это я, разумеется, так шучу. Автор книги никакой схоластикой не занимается. Этот его труд есть история, так сказать, упадка основополагающих советских догм, а вместе с тем – идейная автобиография второго – и последнего – поколения советских людей.

Поколений этих, то есть сугубо и собственно советских, было – считает автор, или я так понял, – было два. Кто родился перед Первой мировой войной, а кто – незадолго до, или во время, или вскоре после Великой Отечественной. Вот с ними эксперимент был проведен по полной программе. И во всей своей чистоте. Но даже с ними, – считает автор, или, опять же, я так понял, – достичь полного успеха не удалось.

Все равно, говорит он, это были люди. В гостях, на пляже, в постели, у пивного ларька очень многие вели себя не так, как на собраниях. Бывало, что им приходили в голову фразы не из газет. И некоторые произносили такие фразы вслух, а некоторые другие даже не сообщали про них куда следовало. Настоящего, полного, всеобщего единомыслия не было никогда. На всех этапах наблюдалось частичное разномыслие.

Но зато почти никто не понимал, где и когда он живет, и вообще – что́ происходит. Советских не просто оболванивали – нет, их старательно, неутомимо сводили с ума. И они охотно поддавались, потому что в ненормальной реальности здравый рассудок – болезненная обуза. Старый ключ не подходил к новому замку. Им поменяли порядок мышления. (Так что я позволю себе не согласиться с утверждением автора: «нормальный человек не может в одно и то же время придерживаться двух противоположных точек зрения, если он не шизофреник». При чем тут нормальные, даже если они не шизофреники? В том-то и дело, в том-то и дело.)

Ну а когда главный естествоиспытатель перекинулся, его последователи стали относиться к работе с ленцой, проявлять халатность, занялись дрязгами и так далее. Потеряли контроль над процессом. И тогда у испытуемых началась ломка, симптомы которой автор книги описывает словосочетанием «пелена спадает с глаз».

И приводит много интересных документов и фактов. Это вообще умная книга – и, так сказать, великодушная. Прадедушек и особенно прабабушек действительно ведь страшно жаль, и обливать их высокомерием нечестно. Как будто с нами нельзя сделать то же самое, что сделали с ними. Да в момент! Тем более методика уже отработана.

«– Особую тревогу вызывает то обстоятельство, что некоторые средства идеологической работы, такие, например, как некоторые научные труды, литературные произведения, искусство, кино, да и печать, нередко используются у нас, я бы сказал прямо, для развенчивания истории нашей партии и нашего народа. Преподносится это под всякого рода благовидными предлогами, благими якобы намерениями. И это тем хуже, тем вреднее… Вызывает также тревогу тот факт, что у нас до сих пор нет настоящего марксистского учебника по истории нашей партии. Все вы помните, что был краткий курс истории ВКП(б). Этот краткий курс был настольной книгой не только каждого коммуниста, но и каждого трудящегося в нашей стране… Целое поколение людей воспитывалось на этом учебнике… Отсутствие такого учебника дает повод разного рода „критикам“ перетряхивать нашу историю… Особенно модной стала критика партии за то, что она оберегала по-ленински наше социалистическое государство, делала все, чтобы избежать столкновения с германским фашизмом…»