Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

Например – тончайшее рассуждение о различной квалификации т. н. интеллигентов и т. н. интеллектуалов. Интеллигенты – примерно так некто Павел Иванович, политолог и сексот органов, толкует героине (чье имя, кстати, неудобоназываемо), в то время как она за небольшой гонорар охаживает его Русской Плетью, – интеллигенты исчислялись в одной только Москве сотнями тысяч. И все они ежедневно занимались тем, что за копейки ублаготворяли (умолчим – как) омерзительному красному дракону некий, довольно обширный участок эпидермы. И, разумеется, ненавидели дракона, и мечтали о зеленой жабе, которая за то же самое станет им платить вдесятеро больше. Жаба, действительно, пришла – и платить, действительно, стала несравненно круче, – но и потребовала куда более глубокой и нежной обработки, причем фрагмента с меньшей поверхностью. Так что там, где трудились сто тысяч, достаточно стало троих, но высококлассных специалистов. Дальше можно и процитировать:

«– А кто именно из ста тысяч пройдет в эти трое, выяснится на основе открытого конкурса, где надо будет показать не только высокие профессиональные качества, но и умение оптимистично улыбаться краешками рта во время работы…

– Признаться, я уже потеряла нить.

– А нить вот. Те сто тысяч назывались интеллигенцией. А эти трое называются интеллектуалами».

Довольно реалистичной представляется мне и общая характеристика текущего момента – или процесса, как угодно:

«Реформы, про которые ты слышала, – пишет лиса-оборотень другой такой же, – вовсе не что-то новое. Они идут здесь постоянно, сколько я себя помню. Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый. Каждый раз реформы начинаются с заявления, что рыба гниет с головы, затем реформаторы съедают здоровое тело, а гнилая голова плывет дальше. Поэтому все, что было гнилого при Иване Грозном, до сих пор живо, а все, что было здорового пять лет назад, уже сожрано» . И т. д.

Такая вот политграмота. Не приходится удивляться тому, что некоторые – в том числе и сам Виктор Пелевин – предпочитают Пустоту. Он знает в ней толк и описывает с большими подробностями.

Но что касается рекомендуемого им – и практикуемого в его сюжетах – выхода из Пустоты в Любовь, – это, извините меня, понты. Интеллигентно (не интеллектуально) говоря – лажа слащавая.

Хотя и без этого нельзя. Читают-то Пелевина – как и всех – главным образом дамы да девицы.

Виктор Шендерович. «Здесь было НТВ» и другие истории

2-е изд., испр. и доп. – М.: Захаров, 2004.

Non-fiction. Чисто человеческий документ. Тощенький такой мемуар. Пригодится историкам, а для нас любопытен лишь поскольку автор – популярная, хоть и странная личность: любит шокировать население нетрадиционной политической позой. Вплоть до того, что вслух вышучивает генеральную линию, и краткий курс, и даже отдельных руководителей партии и правительства.

Теперь он делает это по радио, а раньше – в телевизоре. Откуда его за это турнули. О чем и книжечка.

Не чересчур смешная, между прочим, – даром что такой забавник. Написана с жаром. Как если бы автор думал, что это важно знать – как это бывает, когда кому-нибудь – человеку или группе людей – перекрывают кислород.

Всем откуда-то и без него известно, как это бывает. Как должно быть: наезды, разводки, фильтрованный базар, нефильтрованный базар, вытоптанная поляна; кто покупается, кто продается, кто совершенно бесплатно и с удовольствием предает. Но ироничного юмориста все это, представьте, так удивляет, словно он ожидал чего-то совершенно другого.

Впрочем, это же дела давно минувших дней – почти четырехлетней давности, – тогда многие страдали разными иллюзиями. Вот и Виктор Шендерович, играя щедринского Ерша, фактически свалял Пискаря Премудрого – отправился к щуке спрашивать прямо: знает ли она, что такое добродетель.

И получил, как положено, ответ исчерпывающий. И расстроился.

«Как поступает человек, которому раз за разом лгут в лицо? В самом тихом случае – он просто встает и уходит. Наверное, так и надо было сделать, но никто не решился… Ребята сидели подавленные, на Светлане лица не было. А Президент был бодр, корректен и обаятелен – и прощаясь, всех еще раз обошел и за руку попрощался».

Очень колоритный психологический этюд. Но – улыбки не вижу, не слышу жизнерадостного смешка. И сам не нахожу финальной шутки. Поэтому заимствую с другой страницы первую попавшуюся:

«Надо увеличивать скорость прохождения сигнала к голове, братцы-диплодоки».

Это соотечественникам такой сострадательный совет. Чтобы, значит, бывшие советские не погибоша аки ящеры из-за специфики менталитета.

Жаль Виктору Шендеровичу диплодоков. Потому что сатира – прекраснодушна; сатира – как писал за миллион лет до нашей эры Самуил Лурье, – приемная дочь утопии.

А вот подумать: каково бы это получилось, если бы ящеры выиграли у млекопитающих ту, самую первую мировую войну?

Нет уж, братцы-диплодоки, давайте останемся при своих традиционных ценностях, они же – челюсти: Державность и Соборность. А Чарлзу Дарвину – горячий привет!

Татьяна Москвина. Смерть это все мужчины

Роман. – СПб.: «Амфора», ТИД «Амфора», 2004.

От первого лица. От некоей Александры Зиминой. Порядком за тридцать, но выглядит гораздо привлекательней; с душой и талантом. Пишет в газетах, пользуется известностью. Одинока и несчастлива – верней, бездетна и не имеет (на первых страницах) предмета любви.

Содержанка бизнесмена. Впрочем, свободна и свободна. Одевается со вкусом, а главное – так умна! Видит насквозь людей, понимает исторический момент. Мыслит без иллюзий, говорит без обиняков. Окружающих шокирует и восхищает – и такой же реакции ожидает от того, к кому обращен ее текст.

Как бы произносимый про себя, по ходу текущих событий. Как бы не к читателю, а к самой себе и человечеству. И вращающийся вокруг рокового пункта обиды: жизнь, безжалостная ко всем вообще, особенно скверно обходится с женщиной. И с той, что служит, и с той, что продается.

На женщин падает почти вся материальная тяжесть существования. Уродство быта и социальная несправедливость. Особенно – в странах бедных, особенно – в плохие времена. Между тем – и как раз в плохие времена – женщины ведут себя лучше мужчин, питаясь и делясь коллективным НЗ человечности, ими же накопленным.

Короче, входной билет у них дороже, а места хуже. Собственности – один процент мировой. Независимости – ноль целых хрен десятых. Участь повально унизительная. Стократ усугубляемая высокомерной пошлостью так называемого мужского взгляда, потребительской идеологией дураков и дикарей.