Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

После Андрея Белого место в сердце Петровской занял Валерий Брюсов. Пик их отношений пришелся на лето 1905 года, когда они вместе жили в Финляндии. Но и тут произошел облом. Нина писала Брюсову: «Я полюбила тебя с последней верой в последнее счастье». А для Брюсова их отношения были всего «мигом», прекрасным материалом для творчества. Брюсов отразил Петровскую в романе «Огненный ангел» в образе Ренаты, очень похожей на женщину-ведьму. Они расстались, но Петровская успела отомстить любовнику, приобщив его к наркотику. Сама Нина Петровская тоже страдала от алкоголизма и от наркозависимости.

В ноябре 1911 года она окончательно уехала из Москвы за границу в тяжелом нервном состоянии, поле чего в Россию уже не возвращалась. По существу это была не эмиграция, а поиски лучшей жизни на Западе, что также оказалось иллюзией. Жила в Риме, Мюнхене, Варшаве, Париже и с горечью писала Максиму Горькому: «За девять лет жизни без гроша в кармане я узнала там быт и людей и такие положения, которые никому не снились в золотые годы символизма». Один из написанных ею за границей рассказов Петровская назвала «В стране любви и смерти».

Осенью 1922 года Петровская переехала в Берлин, кишащий русскими, сбежавшими из революционной России. В Берлине написала «Воспоминания», но была вынуждена закрыть берлинскую страницу свой жизни и весной 1927 года вместе с младшей сестрой Надеждой, умственно отсталой, перебралась в Париж. Случайные заработки и нужда.

Петровская, как отмечал ее давний друг Ходасевич, «дошла до последнего опускания и до последнего ужаса». 23 февраля 1928 года Нина Петровская (ей не было и 50) покончила с собой, отравившись газом…

В некрологе было отмечено, что «эта жизнь – одна из самых тяжелых драм в нашей эмиграции… одинокая и забытая – она не выдержала этой жизни, сложившейся для нее особенно несчастно».

«Бедная Лиза» у Карамзина. А тут бедная Нина. Истинно бедная. И это не «лав стори», а лав беда…

Еще одна фигура – Илья Исидорович Фондаминский(1879–1943). Не совсем писатель, но все же писавший в своем журнале «Современные записки» под фамилией «Бунаков» довольно реакционные очерки «Пути России». Но главное другое: он помогал многим поэтам и писателям в эмиграции издавать книги. Богатый меценат, его жена Амалия Осиповна происходила из семьи чаеторговцев Высоцких. Сам Фондаминский числился эсером и даже одно время состоял в боевой организации. А в итоге в 1919 году в Париж.

В своем доме Фондаминский приютил Бориса Савинкова, который жил у него до отъезда в СССР. Постоянно квартировал и Владимир Зензинов, эсер, боевик, некогда влюбленный в жену хозяина дома, но Амалия Осиповна предпочла выйти замуж за Фондаминского. К удивлению всех знакомых, жили они вместе, втроем, причем, как ехидно заметила Берберова в своем «Курсиве», Зензинов ходил по ночам вокруг их спальни… Богатенькая Амалия Осиповна имела прислугу, лечилась на курортах и позволяла себе покупать танцоров – жигало за деньги. Соответственно, никаких эмигрантских тягот не испытывала.

Берберова рисует портрет Фондаминского: толстый, черный, не очень чистоплотный, с постоянной сладкой улыбкой на мясистом, плохо выбритом лице. По натуре весьма расчетлив… Словом, Берберовой он был несимпатичен.

Итог жизни Фондаминского трагичен: во время оккупации он не захотел уехать из Парижа, считая, что «это не такая уж беда!». И оптимизм его подвел: арест в июне 1941 года и гибель в одном из нацистских лагерей.

Осталась только память об его энергии, деньгах и помощи многим писателям-эмигрантам.

Звучный псевдоним всегда лучше неблагозвучной фамилии. Поэтому Эллис, а не Лев Львович Кобылинский (1879, Москва – 1947, Локарно, Швейцария). Поэт, критик, переводчик. Окончил юридический факультет Московского университета. Теоретик символизма. Один из основателей издательства «Мусагет». В своих стихах умудрился совмещать бодлерианство с марксизмом. Написал ряд работ по истории русской литературы, трактуя ее преимуществен в религиозном аспекте. Пришел к католицизму и был пострижен в монахи иезуитского ордена, но это уже вне родины.

Ну, а в России Эллиса помнили совсем другим.

«Эллис незабывем и, как Андрей Белый, неповторим. Этот странный человек с остро-зелеными глазами, белым мраморным лицом, неестественно черной, как будто лакированной бородкой, ярко-красными, «вампирными» губами, превращающий ночь в день, а день в ночь, живший в комнате всегда темной, с опущенными шторами и свечами перед портретом Бодлера, а потом бюстом Данте, обладал темпераментом бешенного агитатора…» (Н. Валентинов. Два года с символистами).

«…маг из средневекового романа. Жил Эллис в бедности, без определенного заработка, от стихов к статье, делал переводы, не имел быта… Часто голодный, непрактичный, он обладал умом и блестящей речью. И был у него еще один талант… талант перевоплощения…» (А. Цветаева. Воспоминания).

«…суть его: заражать показом жеста: он был великим артистом, а стал – плохим переводчиком, бездарным поэтом, экс-марксист и т. д.» (А. Белый. Начало века).

Сам Эллис в стихотворении «Братьям-рыцарям» (1911) писал:

О стихах Эллиса Гумилев говорил: «Темы его стихов интересны, переживания глубоки, но, чтобы справиться с ними, нужен большой талант, а у г. Эллиса его нет».

И все же Эллис – счастливый человек: он покинул Россию вовремя, задолго до революционных потрясений. С 1913 года жил в мирной Швейцарии, не испытывая никаких потрясений…

А вот совсем другая судьба. Константин Оленин (1881,Тамбовская губерния – где окончил жизнь и когда, неизвестно). Поэт. Учился в Петербурге на правоведа, но грянула революция – и какие правоведы, какое римское право?!. Только эмиграция, и Оленин начал скитаться по русскому зарубежью: Сербия, Париж, Польша. А потом в местечко Сарны пришла советская власть, и бедный Оленин сгинул в глухую сталинскую ночь. И как насмешка: Сталин любил стихотворение Оленина «Спите, орлы боевые!».

Сам Оленин – сплошные жалобы и мольбы:

Илья Сургучев(1881, Ставрополь – 1956, Париж). Писатель-реалист. Работал в различных жанрах: романы, рассказы, пьесы, очерки, воспоминания, статьи. Его пьеса «Осенние скрипки» была поставлена в Художественном театре и принесла автору всероссийскую известность. Сургучева считали продолжателем психологической драмы Чехова и Ибсена.