Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Октябрьский переворот застал Сургучева в Ставрополе; с войсками Врангеля он переехал в Крым, где издавал собственную газету. В 1920-м вместе с остатками Белой армии добрался до Константинополя. В 1921-м поселился в Праге, а в 1924-м переехал в Париж. Там много писал и печатал – эмигрантские рассказы, роман «Ротонда» и т. д. В Париже был избран председателем Союза русских писателей.

И особо хочется отметить незавершенную пьесу «Вождь» о Сталине, который в молодости, скрываясь от полиции, служил в доме отца Сургучева, разбогатевшего крестьянина, лакеем-поваром. Отрывок из этой пьесы под названием «За чахохбили» публиковался в журнале «Грани» в 1954 году.

Под старость Сургучев занимался библиофильством, покупал иконы и антиквариат. Некоторые критики ставили Сургучева в один ряд с духовными наследниками Достоевского, Толстого и Чехова… А вот в этой книге он попал в третий ряд – несправедливо…

Может, Сургучев воздаяние получил в раю? Один из персонажей набоковского романа «Дар» перед смертью рассуждал: «Какие глупости. Конечно, ничего потом нет». Он вздохнул, прислушался к плеску и журчанию за окном и повторил необыкновенно отчетливо: «Ничего нет. Это так же ясно, как то, что идет дождь».

Давид Бурлюк (1882,хутор Семиротовщина Харьковской губернии – 1967,Лонг-Айленд, США). Поэт, художник, прозаик, критик, мемуарист, издатель.

Несколько воспоминаний:

«Этот толстяк, вечно погруженный в какие-то искания, в какую-то работу, вечно суетящийся, полный грандиозных проектов, – заметно ребячлив. Он игрив, жизнерадостен, а порою и простоват» (А. Крученых. Наш выход)

«…Себя считая, конечно, талантом, Бурлюк умел держаться во втором ряду. Он был подлинным “поваром искусства”. Плодовит он был необычайно и мог за день написать десяток картин и столько же стихотворений» (В. Шершеневич. Великолепный очевидец).

Ремарочка. Бурлюк-то держал себя во втором ряду, но волюнтарист Безелянский поместил его в третий ряд. И что? Будем спорить?

Вначале шуточное прозвище «отец русского футуризма» впоследствии оказалось нешуточным и вполне обоснованным. Давид Бурлюк – один из вождей русского художественного и литературного авангарда, организатор выставок и диспутов, автор полемических статей, брошюр, листовок и манифестов. И еще – собиратель молодых талантов.

Так представлял Бурлюка Сергей Спасский. Цинизм во фразах, в стихах, в картинах – да, конечно, он был, но вот, что отмечал искусствовед Эрих Голлербах, автор первой монографии о Бурлюке: «В некоторых произведениях Бурлюка есть, если угодно, цинизм, – но он у Бурлюка – далек от пошлости. Цинизм – как бы наивность мудрости… Даже в нарочито примитивных своих вещах Бурлюк вовсе не так наивен, как это может показаться неопытному взгляду. Продолжая дешифровку привычных, но так часто ложно трактуемых терминов, назовем наивность цинизмом невинности».

Бурлюк считал, что «надо ненавидеть формы, существовавшие до нас» и что главная цель искусства – новизна формы. И призывал «разгромить старое буржуазное “жречество”, мистиков, символистов, бульваристов, порнографистов и академиков».

Вот декларация Бурлюка:

«Футуризм не школа, это новое мироощущение. Футуристы – новые люди. Если были чеховские безвременцы, нытики-интеллигенты, – то пришли – бодрые, неунывающие… И новое поколение не могло почувствовать себя творцом, пока не отвергло, не насмеялось над поколением “учителей”, символистов».

А насмехаться футуристы умели.

писал Бурлюк. В вышедшем в 1912 году альманахе «Пощечина общественному вкусу» Бурлюк солировал, а ему подпевали Хлебников, Крученых и Маяковский. В «Пощечине» провозглашались революционные принципы: «Гармонии – проти-вуполагается дисгармония… Симметрии – диссимметрия… Конструкции противуполагается – дисконструкция…»

В одной из поездок по Сибири Бурлюку кто-то из публики задал вопрос: что будет потом? Бурлюк, нарочито гнусавя, ответил: «А потом котлеты с макаронами».

Потом пришла революция, и «первый истинный большевик в литературе», «отец российского пролетарского футуризма» оказался чуждым своей стране. И очутился в

Америке, где в 1930 году принял американское гражданство. Журнал «За пролетарское искусство» так «тепло» писал о Бурлюке в 1931 году: «Д. Бурлюк, который когда-то заявлял во всеуслышание: “поэзия – истрепанная девка, а красота – кощунственная дрянь”, дает серию картин безработных в Америке, тематически приближается к революционному искусству, а по существу продолжает все те же старые буржуазные традиции “ослиного хвоста” и “мишени”, традиции того течения, которому даже такой буржуазный идеолог, как Андрей Белый, дал весьма подходящее название “обозная сволочь”

Парадокс: советская Россия не любила Давида Бурлюка (эмигрант! – этим все сказано), а он любил свою покинутую родину и пропагандировал советское искусство, считая себя его представителем «в стране хищного капитала».

«Если другие футуристы, особенно второй призыв, после революции и получили признание, – писал Бурлюк в 1929 году, – то я лично, волею судеб попавший на другие материки нашей планеты, продолжая всежильно работать на пользу страны Рабочих и Крестьян, моей великой революционной родины, никакого признания у себя на родине так и не видал, а унес в ушах своих начальный смех генералов и толстосумов и прихвостней так называемого «казенного искусства», щедро оплачиваемого правящими классами до самого октябрьского переворота. При таких обстоятельствах нельзя человека обвинять в некоторой нервности…»

Но ностальгия не мешала Бурлюку плодотворно работать. Он активно участвовал в работе литературных групп «Серп и молот» и «Джон Рид клуб», издавал журнал «Цвет и рифма», писал книги, воспоминания, рисовал, на его счету около 30 персональных выставок на Западе, причем – и это следует отметить – в последние годы Бурлюк рисовал в сугубо реалистической манере. Дважды (в 1956 и 1965 годах) приезжал в СССР.

Имена Маяковского и Бурлюка часто ставят вместе в пору их совместного футуристического прошлого. Но какие разные судьбы! Маяковский сделался ангажированным поэтом и изо всех сил пытался понравиться власти, запутался в своих любимых женщинах и в 36 лет окончил жизнь самоубийством. А великий и страшный футурист Бурлюк всю свою жизнь подчинялся только «безумным прихотям искусства» и прожил почти 86 лет, да притом с одной женщиной – Марией Еленевской (56 лет вместе!).