Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

– Не шумите, товарищи, – произнес Алянский, – там спит Александр Блок.

– Который Блок, настоящий?

– Стопроцентный!

Комиссар осторожно заглянул в соседнюю комнату:

– Этот?

Алянский кивнул головой. Комиссар улыбнулся и, сказав: «Хрен с вами!» – на цыпочках удалился со своими товарищами.

Был еще один любопытный пассаж времен военного коммунизма. Автор пишет:

«В области “пайковства” Блок оказался большим неудачником. В еще худшем положении находился Андрей Белый и, в особенности, Аким Волынский, исхудавший и изнемогший до чрезвычайности и, нищий, приютившийся в богадельне “Дома искусства”, в своем последнем земном убежище. А был Волынский в то время почетным гражданином Флоренции (за свои труды о Леонардо да Винчи)… И мог бы получать в годы своих советских голодовок удивительный флорентийский бифштекс, болонский эскалоп, прослоенный пармской ветчиной с сыром, и прочие чудеса итальянской кухни за сущие гроши… Где, где?! Конечно, в Италии, если бы там жил Волынский!..»

«Многие из нас, впрочем, не жаловались, – продолжает свой рассказ Анненков. – Я получал общий гражданский, так называемый голодный паек. Затем “ученый” паек, в качестве профессора Академии художеств. Кроме того, я получал “милицейский” паек за то, что организовал культурно-просветительскую студию для милиционеров, где престарелый сенатор Кони объяснял основы уголовного права, а балерина обучала милиционеров пластическим танцам… Я получал еще “усиленный паек Балтфлота”, просто так, за дружбу с моряками, и, наконец, самый щедрый паек “матери, кормящей грудью” за то, что в родительном центре “Капли молока имени Розы Люксембург” читал акушеркам лекции по истории литературы…»

Так и хочется сказать: революция, но пайки, привилегии… а как же всеобщее равенство и братство? Или по Шекспиру: все слова, слова, слова?!.

Ну а читателю пора расставаться с Юрием Анненковым и, если не надоело, продолжать читать Юрия Безелянского. Кого он там еще представил в своем третьем ряду?

Арсений Несмелов(настоящая фамилия – Митропольский. 1889, Москва – осень 1945, Гродековская пересылка около Владивостока). Поэт.

Участник Первой мировой и Гражданской войн. С армией Колчака отступал через Сибирь. В 1921 году Несмелов перешел советско-китайскую границу.

Жил в Харбине, печатался под псевдонимами, в том числе и под таким: тётя Розга. Был одним из очень немногих русских дальневосточных поэтов, чье творчество вызывало интерес в Европе и в Америке. Писал прозу. Роман «Продавцы строк», к сожалению, полностью не опубликован. Многие книги были напечатаны в Китае, в том числе «Без России» (1931). В августе 1945 года Несмелов был схвачен группой СМЕРШ, где его ждала смерть. Прожил 56 лет.

А вот строки из стихов о Харбине:

Добавим еще четыре строки – начало стихотворения «Флейта и барабан»:

Еще один удивительный эмигрант – Владимир Дитерихс фон Дитрихштейн(1889, Петербургская губерния – 1967, Милур, Франция).

Происходил из старинного дворянского рода, в генеалогическом древе – крестоносцы. А так русский поэт. Увлекался Сологубом и Блоком, был близок к Бунину.

Пошел по стопам отца, окончил кавалерийское училище и служил в лейб-гвардии Конно-гренадерского полка. Воевал в Первую мировую войну. Монархист по убеждениям, однако свою книгу стихов в 1917 году назвал неожиданно: «Тихая свирель». Последняя книга в России – «Кавалерийское кочевье». Воевал за белых. А дальше эмиграция, жил на севере Франции, последние годы провел в Бельгии в деревенской глуши. Жена Бунина Муромцева назвала Дитерихса «милым и блаженным человеком из ушедшего мира». Ему все время снилось прошлое:

Действительно, горький удел – без боевого коня лейб-гвардии, да еще на чужбине, без поместий, слуг и фамильных портретов. Остается только вспоминать и вспоминать:

В безмолвии вечера снова Былое встает в полумгле…

Еще одна судьба с причудливыми поворотами и неожиданными изгибами.

Владимир Львович Корвин-Пиотровский (1891,Белая Церковь – 1966,Лос-Анджелес, США). Разумеется, дворянин. Но главное – поэт, драматург (сб. пьес «Беатриче»).

В период Первой мировой войны – артиллерийский офицер, в Гражданскую – сражался на стороне белых. С 1920-го в эмиграции. В Берлине работал таксистом, встречался с Романом Булем и «любил поговорить о древнем роде Корвиных, напомнить о венгерском короле Матвее Корвине (1478) и о “правах” его, Владимира Корвина, на венгерский престол». Крутил тем временем руль авто, писал стихи и входил в литературный кружок «Веретено» вместе с Г. Струве, Сириным (Набоковым) и др.

В 1939 году Корвин-Пиотровский переехал в Париж. В годы Второй мировой войны – участник Сопротивления, просидел 10 месяцев в гестаповской тюрьме и чудом остался жив, несмотря на вынесенный ему смертный приговор. Позднее об этом времени написал стихи:

После войны Корвин издал сборник «Воздушный змей» (1950) и стал, как Ладинский, Вадим Андреев и некоторые другие, «советским патриотом». Печатался в просоветских изданиях, поговаривал о возвращении на родину. А в итоге – переехал в США, много печатался в «Новом журнале». Умер от болезни сердца в Калифорнии, в 75 лет. Вот начало одного из стихотворений (1937):