Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Если позволено обратиться к ушедшим, то обращусь. Уважаемый Василий Александрович, след от ваших стихов остался, и не сомневайтесь по этому поводу. Знатоки знают и читают, хотя их, конечно, осталась горстка. Особенно ценно то, что в период конца империи и переименования Петербурга вы верили, что

Так оно и произошло: никакой не Ленинград, а именно Петербург. И как восклицал другой поэт, тоже слегка хлебнувший горького эмигрантского напитка Николай Агнивцев (о нем расскажем позже):

В изгнании, на чужбине, «на острове моих воспоминаний» (Тэффи) петербуржцам снился Петербург, москвичам – Москва. Ну а мне, не эмигранту, жителю Москвы, живущему там, где я родился, часто снится… Париж. Где мы были с женой несколько раз и даже две недели подряд жили на чудесном острове на Сене…

О Пари!.. «Возникали, словно чудо, Тюильри, Шанз-Элизе» (Вл. Корнилов).

Мы все грезим об утраченном, о том, куда нельзя уже возвратиться…

Илья Зданевич(1894, Тифлис – 1975, Париж). Искусствовед, график, поэт, прозаик. Правнук сосланного на Кавказ польского аристократа. Из семьи преподавателя французского языка. Учился в Петербургском университете. Увлекался футуризмом, переписывался с мэтром футуризма Маринетти. Открыл миру картины Нико Пиросманишвили.

После Февральской революции протестовал против идеи А. Бенуа о создании министерства изящных искусств как попытки «захватить заведование искусством». В октябре 1920 года выехал во Францию с разрешения грузинских властей для ознакомления с новыми течениями в искусстве. Пытался осуществить связь с поэтами и писателями, жившими в СССР и в эмиграции. Организовал в Париже балы в честь Маяковского и Крученых. Его роман «Восхищение» (1927) был отвергнут в Москве из-за мистики и издан в Париже. Зданевич обиделся: «Восхищение не есть мистика, это чувство революционное…»

После непродолжительной работы переводчиком в советском полпредстве, стал художником по тканям и впоследствии директором фирмы. Женился на натурщице Аксель (Симона Брокар), затем на нигерийской принцессе Ибиронке, арестованной правительством Виши и отправленной в концлагерь. Сам Зданевич не пострадал.

Привлекался к оформлению книг таких знаменитостей, как Пикассо, Шагал, Матисс, Дерен, Леже… В 1968 году женился на художнице-керамистке Элен Дуар и сам занялся керамикой. Разносторонний, увлеченный творчеством человек, по существу не знавший тягот эмиграции.

И оценка современника:

«…Надо сказать, Зданевич был последовательным отрицателем. Именно в этом он себя находил. Когда впервые военные месяцы германские пушки грозили Реймскому собору, Зданевич ходил именинником. Хорошо, что уничтожают старье. Он действительно лично был доволен. Даже готовил какой-то манифест, приветствовавший подобный акт.

Единственно, что признавал он кроме себя, – несколько друзей своих, левых художников. Возможно, вообще он поэзию не любил, отдавая предпочтение живописи…» (С. Спасский. Маяковский и его окружение).

Суровая оценка современника. Но – «лицом к лицу лица не увидать…», как справедливо заметил Сергей Есенин. И сегодня многие негативные оценки поменяли минус на плюс. И вот совпадение: во время завершения этой книги, в январе 2016 года в Москве, в Музее изобразительных искусств им. Пушкина открылась первая в нашей стране ретроспективная выставка Зданевича – «Ильязд. XX век Ильи Зданевича». И ее посетители узнали, что далекий футурист Ильязд дружил с такими корифеями, как Пабло Пикассо, Макс Эрнст, Хоан Миро, и они иллюстрировали его книжки, выходившие, правда, крошечными тиражами. Книжки с разными текстами: сонеты, драмы, статьи о футуризме. Нетрадиционные и замысловатые, как танец жизни их автора Ильи Зданевича.

Владимир Вейдле(1895, Петербург – 1979, Париж). Историк искусства, публицист, культуролог. И поэт. Единственный сборник стихов «На память о себе» (1979) вышел посмертно.

Вейдле окончил историко-филологический факультет университета. С 1918 года профессор Пермского университета, с 1920-го – преподаватель истории искусства в Петрограде. Побывал в Берлине, а в июле 1924 года эмигрировал окончательно. В 20–30 годах жил с семьей в бедности. В 1932–1952 годах – профессор христианского искусства в парижском Богословском институте. В церковь пришел под влиянием о. Сергия Булгакова. Был близок с Ходасевичем: «Лучшего друга у меня не было». Ходасевич называл его Вейдличкой.

Вейдле – эрудит. Владел многими европейскими языками. Писал свои статьи на русском и французском. Оставил большое наследство, в том числе книгу «Умирание искусства» (1937). Считался крупнейшим критиком в русской эмиграции.

Вейдле был непримирим к коммунистической власти:

«И точно так же, пять букв или четыре наклеить на живую плоть – это значит не имя ей дать, это значит украсть у нее имя. Нет, Россия не то самое, что зовется СССР. Так зовется лишь мундир, или тюрьма России».

Большевики, прервав греко-христианскую преемственность, заставили Россию обратиться к Европе, как писал Вейдле, «своей азиатской рожей». Исторически задача российского будущего, в которое Вейдле не переставал верить, определялась тем, что Россия должна заново осознать себя Россией и Европой, «это будет для всех русских, где бы они ни жили, где бы ни умерли они, возвращением на родину».

СССР исчез, сгинул с исторической арены. Вернулась Россия, но, увы, не такой, о какой мечталось Владимиру Васильевичу Вейдле. Европа по-прежнему для нас не пример, а пропагандистское пугало и исчадие ада…

Но Вейдле не только историк искусств, публицист, он еще и поэт. Только поэт может написать такие строки: