Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

А вот «Стихи о стихах»:

А как вам утверждение Вейдле о том, что -

Владимир Вейдле, человек ренессансного склада, кавалер Ордена литературных заслуг (за свои французские книги), ушел из жизни 5 августа 1979 года, в возрасте 84 лет, при высокой культуре и нарочитой бедности.

В русской литературе присутствуют две Кудашевы. Одна – Раиса Кудашева, автор детских стихов, в том числе и хрестоматийных «В лесу родилась ёлочка…». А еще Мария Кудашева, как ее представили во втором томе «Серебряного века», в портретной галерее культурных героев XIX–XX веков: «Поэтесса (сочиняла по-русски и по-французски), переводчица, жена Р. Роллана. Адресат лирики Вяч. Иванова».

На этом можно было бы поставить точку: была такая Мария Кудашева(в быту ее называли Майей), урожденная Кювилье (1895–1965).

Казалось бы, скромная эмигрантка: увлеклась иностранным писателем и вышла за него замуж, жила за рубежом. Но при каких обстоятельствах уехала? И кем на самом деле была Мария Кудашева? Это почти детективная история и одновременно любовно-шпионский роман. Поэтому я решил разбавить им наш немного монотонный перечень (список, свиток) эмигрантских имен.

С чего начать? Начнем с воспоминаний Евгении Герцык о том, что рассказывал Максимилиан Волошин ее сестре, Аделаиде Герцык. К нему пришла «совсем девочка с нерусским личиком и прочла ему свои искусные по форме французские стихи. Он пленен ею. “Нет, вы непременно должны послушать ее!” И вот Майя Кювилье у нас и стала частой гостьей. Хрупкая, детская фигурка, прямые, падающие на глаза волосы, в глазах – нерусская зрелость женщины. Не от того ли эта двойственность в существе Майи, в уме ее, то поражавшем сухой трезвостью, то фантастически дерзком, что к французской крови примешивалась в ней русская? У нее были какие-то основания думать, что ее отец мичманом погиб при Цусиме, но мать – с юности гувернантка в разных русских семьях – почему-то не соглашалась назвать ей его имя… В спущенных уголках губ горькая черточка разочарования, неверия. А вела себя чисто по-детски: плененная поэзией Вяч. Иванова и внезапно влюбившаяся в него самого… Потом начался у нее другой роман…» (Е. Герцык. Воспоминания).

А вот что рассказывал другой свидетель, С. Шервинский:

«Когда мне было лет двадцать, у меня был юношеский роман, то, что называется amitie amoureuse, с Майей Cuviler.

…Она была очень талантлива, очень умна, очаровательна с ее приятным французским и русским говором, с зелеными глазами, сухими, четко очерченными губами, замечательно правильным, точеным носом и невероятно кудлатой головой. Стриженые волосы у нее росли во все стороны, так что она всегда, и зимой, и летом, обвязывала голову каким-нибудь легким шарфом, скрывающим ее волосы. Она пропала у меня из виду очень давно, но ее внешний образ и голос я помню как сейчас».

Один из публикантов жизни Марии Кудашевой Вольф Седых нашел кое-какие биографические подробности из жизни нашей героини. Ее мать, француженка Мека Кювилье, служила гувернанткой в Москве в семье одного русского полковника и, как это частенько бывало в подобных ситуациях, родила от него дочь Марию. Полковник был, естественно, женат и имел кучу собственных детей, поэтому девочку крестил конюх полковника и в свидетельстве о рождении была сделана запись: «Мария, урожденная Михайлова». Первое время нежданная девочка воспитывалась в московском доме, а потом отправлена (точнее: сплавили) во Францию, к сестре ее матери. Через энное количество лет она вернулась в Россию вполне сформировавшейся: свободно владела французским языком, была начитана и увлечена литературой. В Москве быстро вошла в литературную среду и перезнакомилась со всеми «серебристами», от Андрея Белого до Марины Цветаевой.

А дальше поворот колеса фортуны, и Майя вытянула удачный билет: вышла замуж за князя Сергея Кудашева.

Мезальянс, конечно, но юный князь не смог устоять перед чарами русской француженки. А Майя? «Вызывало сомнение, – пишет Евгения Герцык, – сам ли Сережа Кудашев, титул ли влек Майю? Мы не видели их вместе, и нас не было в Москве летом, когда они обвенчались с ним, уже призванным в армию».

В 1917 году, в разгар Февральской революции, у них родился сын Сергей, а потом грянул грозовой Октябрь и разразилась Гражданская война. Князь, естественно, был в рядах белых, но погиб не от пули со стороны красных, а от сыпняка. Эпидемия сыпного тифа тогда косила всех без разбора – и красных, и белых.

Ситуация: идет война, 23-летняя вдова с малышом на руках мечется в поисках крова и хлеба. И вновь удача: два лета она проводит в Крыму, в Коктебеле, у Макса Волошина, который посвящает ей стихи «Я наваждением твоим и зноем солнца ослеплен…». Коктебель – прекрасно, но Кудашева рвется в Москву и при первой же возможности туда возвращается, к родственникам погибшего князя, в дом на Сивцев Вражек. Устраивается на работу в Академию художественных наук, занимается переводами с французского. Один из ее переводимых поэтов, Жорж Дюмель, сообщает Ромену Роллану о том, что вот-де, в Москве существует прекрасная переводчица. То есть Ромен Роллан впервые о Майе узнал из письма своего друга. Майя же излагает свою версию:

«Я первая написала Роллану. Я вовсе не была в него влюблена сначала, я полюбила Жана-Кристофа… Через несколько лет перечитала “Жана-Кристофа”, и я вдруг увлеклась автором».

Вот так вот «вдруг», в старого писателя, лауреата Нобелевской премии. В 1928 году Ромену Роллану было 63 года, «он был уравновешенным французом, а я была сумасшедшей русской (французы считают русских сумасшедшими)… Когда-то он мне сказал: “Я люблю опасные характеры”.

Майя посылала письма маститому писателю, а он, по ее словам, «сначала защищался, писал, что у него семья. Но потом написал: «Я хотел бы, чтобы ты приехала». Но у меня не было денег, паспорта и визы. Роллан сказал, что деньги он пришлет, а паспорт поможет оформить Максим Горький…».