Оксана Разумовская - По. Лавкрафт. Кинг. Четыре лекции о литературе ужасов

Делюмо Ж. Ужасы на Западе / Пер. Н. Епифанцевой.

Под особым подозрением находились кошки, жабы, волки (как потенциальные оборотни), а также животные черной масти или с врожденными аномалиями. Впрочем, людям с особыми приметами (родимыми пятнами, дефектами внешности и т. д.) тоже жилось очень трудно – они были главными кандидатами на роль колдунов, ведьм и пособников дьявола.

Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

О чем так прочувствованно говорит Гамлет в своем знаменитом монологе:

Существование которой, впрочем, все чаще ставилось в эту эпоху под сомнение.

Так, в наибольшей степени попадает под определение «классициста» младший современник Шекспира, его возможный соавтор (и бесспорный соперник) Бен Джонсон (1572–1637): ряд его произведений содержит черты, восходящие к античным образцам и соответствующие «заветам» Аристотеля и Горация (чью «Науку поэзии» Джонсон перевел на английский).

По стилю и манере максимально далекий от строгих канонов классицизма.

«Венера и Адонис» и «Опороченная Лукреция».

Так, например, были созданы «Хроники Англии, Шотландии и Ирландии» Холиншеда (1577), изначально задуманные как сборник текстов нескольких авторов.

Если только опосредованно: столь продолжительные военные действия вовлекали большие человеческие ресурсы, и в итоге «под ружье» встали состоявшиеся или потенциальные градостроители, реставраторы, архитекторы, садовники, художники.

В ходе роспуска монастырей при Генрихе некоторые здания были не разрушены, а выкуплены состоятельными дворянами, переделавшими приобретения на свой вкус: так, аббатство Блэк Фрайерз, стоявшее на берегу Темзы в Лондоне, превратилось в частный театр. Пуритане с примерно одинаковой силой ненавидели католические «капища» и «рассадники духовной заразы» – театры, поэтому при возможности не оставляли камня на камне и от тех, и от других.

Милтон Дж. L'Allegro / Пер. Ю. Корнеева.

То есть объяснить человечеству, в чем заключалось первое грехопадение, и как оно соотносилось с идеей свободы воли и с любовью Бога к своему непослушному творению.

Не то чтобы у жителей других европейских стран было меньше поводов бояться и одновременно смаковать ужасы в жизни и в искусстве, просто англичан предрасполагали к этому их история с географией: жизнь на острове, открытом со всех сторон захватчикам и просто чужакам, порождает повышенную тревожность и болезненную чувствительность ко всему иному, незнакомому. Как утверждает историк Жан Делюмо, «тайный или явный страх… характерен для любой цивилизации, плохо оснащенной для отражения натиска окружающих его врагов» – что вполне применимо к Британии на всех этапах ее существования.

Например, в песенке «Как я ехал по Чариш-Кросс», предположительно возникшей еще в XVII веке, фигурирует образ «черного человека на черной лошади» – казненного пуританами короля Карла I, статуя которого действительно находится на указанной улице. В другом безобидном стишке рассказывается, как старый Роджер, на могиле которого посадили группу, восстал из мертвых и напал на старушку, решившую полакомиться сладким фруктом с кладбищенского дерева. Во многих считалках этого сборника речь идет о смерти, похоронах, несчастных случаях – «Дети на льду», «Кто малиновку убил?», «Пять мешков пшеницы». Неудивительно, что некоторые из них вдохновили Агату Кристи на создание таких мрачных по своей атмосфере детективных романов, как «Десять негритят» или «Хикори Дикори Док».

И порой даже имел политическое значение. К примеру, во время Войны роз состоялся суд над женой одного из Ланкастеров, Хамфри Глостера, брата короля Генриха Y. Морганатическая супруга герцога обвинялась в использовании колдовских чар с целью извести монарха. Высокий статус мужа спас ей жизнь – Элеонору не сожгли и не запытали до смерти, как это обычно происходило с «ведьмами», а отправили в пожизненную ссылку. Этот эпизод, однако, существенно подорвал положение Глостера при дворе.

Незадолго до смерти Елизавета стала очень подозрительной и суеверной и в некоторых своих болезнях винила недоброжелателей, наводивших на нее порчу.

По легенде, в коридорах Тауэра можно увидеть призрачную фигуру женщины в белых одеждах – Анны Болейн, казненной по приказу ее венценосного супруга.

Дефо Д. Дневник чумного года / Пер. К. Атаровой.

Новый век начался для англичан, которые еще не забыли кошмары чумного 1665 года, с очередной эпидемии – в 1700 году в Лондон пришла оспа, уносившая жизнь каждого четвертого из числа заболевших. В 1705 оспу сменила корь. Едва ли хоть одно десятилетие этого века обошлось без вспышек опасных болезней. В семейной истории каждого англичанина, особенно в столице и портовых городах, были отражены печальные свидетельства эпидемий; чаще всего жертвами болезней становились дети и пожилые люди.

Последние официально зарегистрированные случаи осуждения и казни людей, обвиненных в колдовстве, датируются первой третью XVIII века (суд над Джейн Уэнхем, казнь Мэри Хикс и ее дочери в 1716, казнь Дженет Хорн в 1727 году). В 1735 году правительство Англии принимает «Закон о колдовстве», который под страхом наказания запрещал преследовать кого-либо по обвинению в занятиях магией, сношениях с дьяволом и т. д. Однако в народе вера в существование ведьм была неистребима, что подтверждают случаи самосуда над подозреваемыми в колдовстве, например, убийство возбужденной толпой пожилой женщины, Рут Осборн, в 1751 году.

Пер. Б. А. Жуковского.

Пер. М. Талова.

Берк Э. Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного / Пер. Е. Лагутина.

Рэдклиф А. Удольфские тайны / Пер. Л. Гей.

От англ. «graphic violence», изображение актов жестокости и насилия в искусстве и СМИ без цензуры.

В частности, сложно не заметить близость категории возвышенного в трактовке Берка к фрейдистской концепции жуткого, изложенной в одноименной статье 1919 года и проиллюстрированной примерами из новеллы Гофмана «Песочный человек». Фрейд, вероятно, не был знаком ни с трактатом Берка, ни с трудами его современников, потому что в начале своей статьи утверждает: «По этому поводу не найдешь почти ничего в пространных писаниях эстетики, вообще охотнее занимающейся чувством прекрасного, величественного, привлекательного, то есть положительными видами эмоций… чем чувством неприятного, отталкивающего, мучительного». Однако его определение жуткого совпадает по смыслу с описанием возвышенного у Берка: «Жутким… всегда становится нечто, в чем до некоторой степени не разбираются. Чем лучше человек ориентирован в окружающей среде, тем труднее ему испытать впечатление жути от вещей или событий». Пер. Р. Додельцева.