Дмитрий Лихачев - Великое наследие

В «Повести о Горе-Злочастии», кроме молодца, есть и другой «герой» – преследующее его Горе-Злочастие. Не случайно, возможно, и в заглавии повести автор дважды упомянул о нем: «Повесть о Горе-Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во иноческий чин…» Такое восприятие сюжета повести было, несомненно, подсказано разнообразными фольклорными изображениями Горя рядом с человеком. И в сказках, и в лирических песнях о Горе ему отводится активная роль, а человек лишь терпит навлекаемые на него Горем беды. В песнях только могила избавляет героя от преследующего его Горя – в повести могила заменена монастырем. Лишь в некоторых сказках герою удается хитростью отделаться от Горя (запирает его в сундук, зарывает в яму и т. д.).

Народные песни о Горе как женской доле широко распространены в русском, украинском и белорусском фольклоре. Они хранят на себе несомненные следы дохристианских взглядов на Горе и Долю как на прирожденные человеку. В женских песнях Горе показано неизбывным, неотступно преследующим человека всесильным существом. Автор повести повторил без изменения песенную характеристику Горя в том монологе, который Горе произносит наедине, еще до своего появления перед молодцем, и в изображении превращений Горя, преследующего молодца. Здесь сохранены все очертания женских песен о Горе: Горе хвалится, что оно принесло людям «и мудрея» и «досужае» молодца «злочастие великое»:

…до смерти со мною боролися,

во злом злочастии позорилися,

не могли у меня, Горя, уехати,

(наги они) во гроб вселилися,

от мене накрепко они землею накрылися.

Босоты и наготы они избыли,

и я от них, Горе, миновалось,

а Злочастие на их могиле осталось.

Женские песни о Горе оканчиваются тем же мотивом:

Я от Горя в сыру землю пошла,

за мной Горе с лопатой идет,

стоит Горе, выхваляется!

Вогнало, вогнало я девицу в сыру землю [223] Шейн П. В . Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях… Т. I. Ч. 1. СПб., 1898. С. 322. .

Рассказ повести о том, как Горе нагоняет молодца, задумавшего уйти от него к родителям, художественно развивает песенную тему преследования девушки Горем. В песнях Горе так преследует девушку:

Я от горя во чисто поле,

и тут горе сизым голубем…

Я от горя во темны леса,

и тут горе соловьем летит…

Я от горя на сине море,

и тут горе – серой утицей… [224] Соболевский А. И . Великорусские народные песни. Т. I. СПб., 1895. С. 536.

Взяв основные внешние очертания образа Горя-Злочастия из лирических песен, автор повести своеобразно переосмыслил фольклорный тип Горя – судьбы человека, данной ему от рождения на всю жизнь. В повести Горе появляется во время странствий молодца, притом сначала во сне, как будто это образ, рожденный его расстроенной мыслью. Но вместе с тем само Горе предварительно показано как существо, живущее своей особой жизнью, как могучая сила, которая «перемудрила» людей «и мудряе» и «досужае» молодца. Обращает на себя внимание и то, что к каждому моменту повести автор приурочил появление рядом с молодцем Горя. Молодец «наживал живота большы старова, присмотрел невесту себе по обычаю» и «похвалился» своими успехами. Вот тут-то и настигла его «пагуба» в лице Горя, потому что «всегда гнило слово похвалное, похвала живет человеку пагуба». Горе привязалось к человеку как бы в наказание за нарушение этого запрещения похвальбы. Этот момент совершенно чужд фольклорному пониманию Горя, которое приносит человеку счастье или несчастье независимо от его поведения. Независимы от песен и детали изображения встречи Горя с молодцем: появление Горя во сне, да еще под видом архангела Гавриила, советы уйти от невесты, пропить имущество, убить, ограбить. Самостоятельно повесть рассказывает и о том, как постепенно Горе подбирается к молодцу.

Лирические песни о Горе, а может быть, и песни о разбойниках, которых песни сочувственно называют «детинушками», «сиротинушками, бесприютными головушками», отразились, вероятно, на общем лирически задушевном тоне «Повести о Горе-Злочастии».

Наконец, в повести есть и прямая стилизация лирической песни в «хорошей напевочке», которую молодец поет на «крутом красном бережку», поверив Горю, что «в горе жить – некручинну быть»:

Безпечална мати меня породила,

гребешком кудерцы розчесывала,

драгими порты меня одеяла

и отошед под ручку посмотрила:

«Хорошо ли мое чадо в драгих портах?

А в драгих портах чаду и цены нет!»

Как бы до веку она так пророчила!

И то я сам знаю и ведаю,

что не класти скарлату без мастера,

не утешити детяти без матери,

не бывати бражнику богату,

не бывати костарю в славе доброй.

Завечен я у своих родителей,

что мне быти белешенку,

а что родился головенкою.

Источником этой «напевочки» некоторые исследователи считали песню «Ай горе, горе гореваньице», включенную в сборник Кирши Данилова. Здесь действительно есть выражения, сходные с повестью, притом не только в «напевочке», но и в других эпизодах: «а в горе жить, некручинну быть», «что не скласти скарлату без мастеру, не бывати бражнику богату» (в песне «гулящему»), «еще лычком горе подпоясано». Однако эти совпадающие выражения носят поговорочный характер и могли быть самостоятельно использованы и в песне, и в повести.

Если лирические песни помогли автору создать художественный образ Горя, «напевочку» и подсказали эмоциональное отношение к молодцу, то былинной традиции, на связь с которой указывал Н. Г. Чернышевский, автор обязан прежде всего ритмическим построением всей повести. С небольшими исправлениями текста в списке XVIII века академику Ф. Е. Коршу удалось восстановить стихотворный размер повести: былевой стих с четырьмя ударениями – двумя главными и двумя второстепенными (всего в повести 481 стих).

Приемы и формулы былинного стиля, общие места встречаются в «Повести о Горе-Злочастии» в изобилии, хотя и в слегка измененном виде: приход на пир («крестил он лице свое белое, поклонился чюдным образом, бил челом он добрым людям на все четыре стороны») и далее уже ближе к былинному («горазд он креститися, ведет он все по писанному учению» и т. д.); грусть на пиру («молодец на пиру не весел сидит, кручиноват, скорбен, нерадостен»); повторения и синонимические сочетания («и оттуду пошел, пошел молодец», «за питья за пьяныя», «глупыя люди, немудрыя», «обмануть-солгать», «пияни-веселы», «роду-племени» и т. д.). Постоянные устно-поэтические, былинные эпитеты в повести сочетаются с теми же предметами, что и в фольклоре («зелено вино», «почестен пир», «серый волк», «сыра земля», «удал молодец» и т. д.), а Горе, в первый раз появившись перед молодцем, даже «богатырским голосом воскликало».