Дитмар Розенталь - Занимательно о русском языке

Этих строк в свое время коснулась рука цензора, и они читались так:

Как будто изменения незначительны: настоящее время глаголов заменено на прошедшее, однако смысловое отличие одного варианта от другого огромно.

К. Чуковский, большой знаток творчества Н.А. Некрасова, обнаружил это вмешательство цензуры и истолковал его следующим образом:

«Так как стихотворение написано вскоре после воцарения Александра II в эпоху либеральных надежд и восторгов, первый вариант внушал читателю неверную мысль, будто, по мнению Некрасова, николаевские порядки уже позади, тогда как во втором варианте выражалось подлинное убеждение поэта, что царствование Александра II не принесло никакого существенного облегчения народу. По-прежнему — как и в былую эпоху —

Впервые этот вариант был введен в Полное собрание сочинений и писем Н.А. Некрасова в 1948 году» [52] Чуковский К.И. Книги и люди. М., 1960, с. 379. .

Истолковать так восстановленный вариант текста К. Чуковскому давала право одна из особенностей глаголов настоящего времени, которые могут обозначать действие постоянное, не связанное с временными ограничениями. Это значение настоящего времени является весьма распространенным и широко представлено в художественной литературе.

Кто не знает этой строчки замечательного стихотворения известного поэта XIX века А.Н. Майкова!

В нем воспевается приход весны, той весны, когда уже тепло («Выставляется первая рама»), ярко светит солнце («даль голубая видна») и «хочется в поле», где полновластно царствует весна, рассыпая свои цветы. И это ощущение радости жизни, свободы, кипения жизненных сил передано так зримо, так рельефно, как будто эти чувства ты испытал и испытываешь сам.

Являясь поэтическим шедевром, как по форме, так и по содержанию, это стихотворение примечательно и с чисто лингвистической стороны, со стороны употребления в нем глагольных времен.

Начинается стихотворение строкой, в которой глагол имеет форму настоящего времени, обозначая действие обычное, повторяющееся из года в год ( выставляется первая рама ). Во второй же строке глагол уже дан в форме прошедшего времени совершенного вида ( шум ворвался ). Но самое поразительное, оказывается, в том, что это прошедшее время не относит действие в прошлое, а обозначает его как происходящее на одной временной плоскости с глаголом настоящего времени ( шум ворвался в тот момент, когда выставляется рама ). Удивительно еще и то, что эту форму прошедшего времени мы свободно можем заменить глаголом настоящего времени ( шум врывается в тот момент, когда выставляется рама ).

Эта возможность сопряжения разных времен без нарушения временной перспективы является одним из замечательных свойств видо-временной системы русского глагола, которым активно пользуются художники слова.

Можно привести еще один пример такого употребления времен из стихов Н.А. Некрасова:

Здесь также действия, обозначенные глаголами прошедшего времени совершенного вида ( улетели, обнажился, опустели ), и причастие ( не сжата ), имеющее то же значение, актуальны и для времени действия глагола настоящего времени ( наводит ), что, собственно, и вызывает грустную думу автора. И в этом естественном сочетании разных времен заключен один из поэтических эффектов этих стихов.

Такую фразу произнес известный советский писатель В. Астафьев, сообщая корреспонденту содержание и название рассказа «Умолкнул соловей». Чтобы подтвердить свою оценку слова, писатель привел строки А.С. Пушкина:

Но в стихах Пушкина есть и другая форма этого слова:

И если сравнить количество употреблений первой и второй форм в произведениях Пушкина, то чаша весов склонится в сторону второй формы.

Как известно, в русском языке есть группа глаголов, имеющих парные формы: блек — блекнул, возник — возникнул, вяз — вязнул, глох — глохнул, дрог — дрогнул, исчез — исчезнул, креп — крепнул, мерз — мерзнул, мок — мокнул; вымок — вымокнул, замерз — замерзнул и др.

Естественно возникает вопрос, как оцениваются эти варианты современной грамматикой? Речь конкретно идет только о форме мужского рода, так как все остальные формы прошедшего времени (женского и среднего рода и множественного числа) употребляются без суффикса -ну-( мокла, мокло, мокли; умолкла, умолкло, умолкли и др.). Относительно мужского рода есть правило: глаголы без приставок могут употребляться с суффиксом -ну-и без него ( сох и сохнул, мок и мокнул и т. п.), в глаголах же с приставками рекомендуются формы без -ну-( умолк, погас, намок, оглох, замерз, продрог, высох, поник и т. п.).

В таком случае, почему же В. Астафьев отдал предпочтение форме с -ну-? Думается, здесь повлияла поэтическая традиция (в этом смысле можно понять ссылку на Пушкина), с одной стороны. С другой — удлинение слова способствует большей его выразительности, звуковой насыщенности, что особенно существенно для художественного текста.

В обычной речи приставочные формы будем употреблять без суффикса. У этих форм, кстати, тоже есть традиция, иллюстрируемая примерами произведений русской классической литературы.

Оля жалуется своей старшей сестре, что она никак не может запомнить все 11 глаголов, которые входят в исключения.

— А мы их легко запомнили, когда выучили стихотворение, которое нам продиктовала Нина Ивановна.