Дмитрий Быков - Время изоляции, 1951–2000 гг.

Надо сказать, что Валентин Саввич Пикуль, замечательный прозаик, принадлежал если не организационно, то идеологически к партии «Нашего современника». И, конечно, он критиковал власть. Конечно, все они критиковали власть, но не слева, как либералы, а справа – за то, что она недостаточно жестока, за то, что она недостаточно идейна, за то, что она евреев и прочих нацменов недостаточно жёстко прижимает. «Не нужно помогать нацменам, не нужно строить империю, нужно дать власть нашим, русачкам!» – вот на этом основании они критиковали и коррупцию, и разврат, и идейную опустошённость.

Строго говоря, роман Пикуля о том, как евреи погубили Россию. Тут и Манасевич-Мануйлов, который действует и в фильме Климова, – еврейский журналист, махинатор, манипулятор, который управляет Распутиным и с его помощью сбивает царя с панталыку. Тут и вся еврейская пресса, и целый заговор, что совершенно открытым текстом написано у Пикуля. Кстати, описывая того же Манасевича, он произносит сакральную фразу: « Красивый толстый мальчик сразу привлёк внимание известных педерастов ». Это была какая-то дикая смелость по советским временам, считалось, что их не существует, да и евреи неизвестно, есть ли. Короче, вся эта невероятная храбрость по тем временам преследовала единственную цель – показать власти, что она опять идёт по двадцати трём ступенькам вниз, она опять повторяет страшный путь Николая Романова, который привёл его в Ипатьевский дом. Наверно, цифра 23 – какая-то в известном смысле роковая. Брежнев, правда, процарствовал дольше, но тем не менее 23 года Николая Романова – это и в самом деле как-то многовато, и поэтому его слишком позднее отречение от престола, видимо, уже ничего не могло спасти, могло только ускорить гибель. Да и вообще его предали, о чём говорить?

Если же говорить об объективном результате, то начинается интересное. Когда-то Владимир Новиков иронически назвал Россию самой читающей Пикуля и Семёнова страной. Да, но не только их, конечно. Надо сказать, что на фоне нынешнего масскульта и паралитературы Пикуль и Семёнов – это титаны мысли. Эти писатели, пусть они даже писали по тем временам беллетристику, прекрасно знали историю, владели многими закрытыми источниками. Библиотека Пикуля в Риге, где он жил, насчитывала 20 тысяч томов, и там были уникальные раритеты. Он перелопатил огромное количество (думаю, не меньше, чем Солженицын) архивов, касавшихся 1912–1917 годов, периода мрачнейшей реакции. Естественно, он подпёрся эпиграфом Ленина про кровавую шайку с чудовищным Распутиным во главе. Он достаточно тщательно изучил постстолыпинскую реакцию – с 1911 года, и достолыпинскую, примерно начиная года с 1903-го, и собственно столыпинскую реакцию как таковую – с 1907 года, когда раздавили революцию, до 1911-го, когда его убили. Как и все русские консерваторы, он относился к Столыпину, может быть, слишком восторженно, но в романе «У последней черты» нет никаких иллюзий насчёт того, что Столыпин мог спасти положение. Там довольно чётко написано, что всё катилось в бездну.

И вот смотрите, какая интересная получается вещь. Пикуль был, конечно, человек очень консервативных, очень почвенных воззрений. Когда он писал идеологические вещи, как, например, некоторые его миниатюры, весь его талант куда-то девался. Но когда он писал собственно материал, историю, прав Веллер, который был и остаётся одним из немногих сторонников писательской реабилитации Пикуля, у него всё получалось. Считалось, что Пикуль пошляк. Но не надо забывать, что Пикуль – аппетитнейший, увлекательнейший рассказчик. Это особенно видно по замечательному роману об эпохе Екатерины «Фаворит», это видно по «Пером и шпагой», по «Слову и делу», лучшему русскому, я думаю, роману после Лажечникова об истории Анны Иоанновны. «Слово и дело» – великая книга, потому что в ней весь ужас бироновщины запечатлён с невероятной силой и брезгливостью. Строго говоря, даже его «Три возраста Окини-сан» – тоже очень приличное сочинение. Можно по-разному относиться к его «Реквиему каравану PQ-17», но тем не менее, когда он не касался ближайшей истории, давняя у него выходила и сочно, и красочно, и аппетитно, и омерзительно. В общем, он серьёзный писатель. Когда Пикуль описывает разложение монархии времён Распутина, монархии, которая непосредственно управляется нашим другом, когда он описывает всю глубину этой гнили, этого разложения, нельзя не отнять у него и изобразительной силы, и убедительности. И вот что интересно: Пикуль любуется некоторыми своими героями. Тем же Манасевичем-Мануйловым, которого он ненавидит, тем же Андронниковым (Побирушкой). Но больше всего, конечно, он любуется Распутиным.

Меня недавно спросили, можно ли назвать Распутина трикстером. Объективно нет, объективно он был довольно скучный малый. Но вот того Распутина, которого описывает Радзинский, и особенно того Распутина, которого описывает Пикуль, трикстером назвать можно. Это шут у трона, человек невероятной физической и нравственной силы, огромной притягательности, весельчак, кутила; и эта знаменитая его мадера с корабликом на этикетке, и его неубиваемость, и его бесконечные бабы, его увлекательные отношения с Вырубовой и с царицей, и особенно, конечно, таинственная легенда о том, что великий врач Бадмаев потчует его какими-то средствами для поддержания мужской силы. Вся эта и легендарная, и эротичная, и хитрая, и глупая, и в чём-то наивная фигура, позволившая так по-дурацки себя заманить в ловушку и убить, перерастает у Пикуля в какой-то странный символ неубиваемости и хитрости народа. Его Распутин – народный герой, немножко вроде Уленшпигеля. И он выходит жутко обаятелен. Наверно, это была одна из причин, по которым книга была запрещена, не вышло отдельное издание при советской власти, а сам Пикуль надолго был лишён публикации. Да, Распутин у него выходит невероятно обаятельным. И когда после смерти Распутина о нём вспоминают и поют: « Со святыми упокой (да упокой!), Человек он был такой (да такой!), Любил выпить, закусить (закусить!) Да другую попросить (попросить!) », мы тоже как-то начинаем по нему скорбеть. Великий, в сущности, ничтожный, наивный, удивительно талантливый, удивительно глупый человек, который залетел выше, чем ему полагалось, и на этом погиб.

Обратите внимание, что и Распутин, и Николай были на самом деле довольно частыми героями русской поэзии того времени: и Бунин в стихотворении «Божий мужичок», и Гумилёв в стихотворении о Распутине – «В гордую нашу столицу / Входит он – Боже, спаси! – / Обворожает царицу / Необозримой Руси» , и Антокольский – самые разные поэты посвящали ведь ему стихи. Что-то в нём было. Легендарная фигура Распутина побеждает и предубеждения Пикуля, и его довольно консервативные взгляды. Она превращает его роман «Нечистая сила» в безумно увлекательное чтение. Как правильно говорил МХАТовский завлит Марков по поводу пьесы Булгакова «Батум»: «Когда герой исчезает, хочется, чтобы он появился скорее, по нём скучаешь». И действительно, всё, что не касается Распутина в этом романе, – довольно занятная экзотика из времён распада империи. А вот появляется Распутин, и тут же появляется электрическое напряжение. Он сумел о нём написать. До него такие попытки уже были. Был, скажем, трёхтомный роман Наживина, вышедший в эмиграции, довольно скучный, правду сказать, хотя там есть блистательные места, и Горький высоко его оценил. Но Пикуль умудрился написать о крахе империи весёлый плутовской роман, временами страшный, временами отвратительный, но в главной своей интонации всё-таки весёлый.