Владимир Алпатов - Языкознание: От Аристотеля до компьютерной лингвистики

Два приведенных примера из области японистики показывают, что базовый язык, ощущаемый как эталон «нормального» языка, может дать (в рассматриваемом случае одному и тому же исследователю — Поливанову) и верную, и неверную подсказку. Со временем влияние национальной традиции может ослабевать, как это произошло с трактовкой японских падежей. Но признания палатализации в англоязычной японистике не произошло: слишком мало там знают российскую лингвистику и русский язык.

Различия видны и в синтаксисе. В отечественной традиции синтаксис обычно понимается как совокупность слов (членов предложения) и синтаксических отношений между ними. Еще в школе нас учат проводить стрелки от главного слова к зависимому; такое представление синтаксической структуры называют грамматикой зависимостей. Направление анализа — от слова к предложению, а порядок слов существенной роли не играет: при изменении порядка синтаксические связи остаются теми же самыми. В западной науке такое представление структуры предложения встречается, его изображения с помощью стрелок называют «графами Теньера», поскольку их предложил французский лингвист Люсьен Теньер (1893–1954); он был славистом, изучал работы русских лингвистов и мог использовать их идеи.

Однако там, особенно в англоязычной лингвистике, преобладает иное представление синтаксиса, именуемое грамматикой составляющих, впервые разработанное Л. Блумфилдом. Предложение на каждом шагу делится на две части (составляющие), они, в свою очередь, делятся на части и т.д. Такая схема наглядно представляется не с помощью стрелок, а в виде скобок. Каждая пара скобок включает составляющую, пары скобок вкладываются друг в друга, но не пересекаются. Направление анализа — от предложения к меньшим единицам, часто при этом конечными единицами оказываются не слова, а морфемы.

Грамматика зависимостей принципиально не меняется при перемене порядка слов, при изменении порядка изображаемые стрелками синтаксические связи остаются теми же самыми. Это, вероятно, соответствует привычкам людей, для которых родной язык — русский. Но грамматика составляющих исходит из того, что составляющие в норме должны быть непрерывны, что, видимо, естественно для носителей английского языка, для которых существенно представление о корреляции между степенью синтаксической и линейной близости слов. Свободный порядок слов не предусмотрен в каноническом варианте грамматики составляющих и требует ее усложнения. С другой стороны, грамматика зависимостей требует обязательного членения текста без остатка на слова, что не всегда легко сделать. В грамматике же составляющих можно вообще обойтись без обязательного выделения слова.

В этом проявляется различие строя базовых языков. Зализняк и Падучева в упомянутой выше статье 1964 г. писали: «Ясно, что русский язык, с относительно свободным расположением слов, менее удобно анализировать по непосредственным составляющим, чем английский; аналогично, для английского языка понятие дерева зависимостей является менее естественным, чем для русского». По-видимому, грамматика зависимостей кажется естественной носителям русского языка, где слова обычно четко выделяются, их грамматические функции очевидны благодаря их «оформленности», а их порядок почти всегда свободен. Но грамматика составляющих естественнее для носителей английского языка с жесткими правилами словесного порядка и менее ясными границами слов. Здесь, в отличие от русского языка, слова часто получают синтаксическую роль лишь в зависимости от места в предложении.

Далее следует рассмотреть традиционную синтаксическую терминологию. Трудно дать стандартный и общепонятный английский перевод для привычных в России терминов знаменательное слово, служебное слово, словосочетание, главное предложение, придаточное предложение. Синтаксически несамостоятельные слова могут называть particles или clitics, но можно ли так называть, скажем, вспомогательные глаголы? А русский термин частица уже по значению, чем particle. Общего же термина для самостоятельных слов, не являющихся particles или clitics, в английском варианте традиции просто нет.

С другой стороны, до недавнего времени не имели точного русского эквивалента англоязычные термины phrase и clause. Первый из них — не то же самое, что фраза в русской традиции: фраза — более или менее — то же самое, что предложение, но phrase может быть словосочетанием и даже словом. Русскому термину словосочетание точнее всего соответствует как раз phrase, но не наоборот: словосочетание не может равняться одному слову. Такой подход, с точки зрения носителя русского языка, стирает важное различие между словом и словосочетанием. А термины sentence и clause покрываются термином предложение, не будучи синонимами: sentence может состоять из нескольких clause, но не наоборот. Термин clause близок к русскому придаточному предложению, но не идентичен ему: сложносочиненное предложение делится на clauses, но не на придаточные предложения. Наконец, термину главное предложение, как и термину знаменательное слово, нет принятого эквивалента в английском языке.

Таким образом, мы имеем два ряда терминов: sentence — clause — phrase — word и предложение — словосочетание — слово. Точного соответствия нет. Правда, в самое последнее время в некоторых школах российской лингвистики распространился термин клауза, но это уже прямое влияние англоязычной традиции, всё более становящейся международной.

И дело не просто в терминах. Для носителя русского языка синтаксис — это прежде всего согласование и управление, выражаемые словоизменением. Такое представление, естественно, отражается и в том, что компонентами предложения признаются слова (любые или только знаменательные), но не словосочетания. Однако носитель английского языка, по-видимому, не привык находить опору в формах слов, тогда как их порядок для него почти всегда важен, а синтаксически наиболее тесно связанные компоненты в норме должны и стоять рядом. Поэтому русская традиция пошла по пути грамматики зависимостей и по пути разграничения главных и придаточных предложений, а англоязычная — по пути грамматики составляющих и выделения phrase.

Наконец, русский вариант европейской традиции устойчиво сохраняет представление о центральной роли слова среди единиц языка. Оно было таковым во всей европейской традиции тогда, когда она исходила из греческого и / или латинского эталона. Однако в западноевропейских вариантах традиции с XX в. слово начало отходить на задний план; позже оно стало вообще исчезать. Показательны включение морфологии в состав синтаксиса в генеративизме и некоторых других направлениях западной лингвистики и идея ряда современных западных лингвистов о едином морфосинтаксисе. Но в русском варианте традиции это встречается много реже.