Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Но в 1955-м году тот же Валентин Петрович Катаев организует и возглавляет журнал «Юность», куда с «изысканно-хорошим вкусом» [359]подбирает произведения молодых авторов. К сожалению, пока в Интернете выложен архив [360]только с 1963-го года, а Катаев уступил место главного редактора Борису Полевому в 1962-м (снова сошлёмся на Шаргунова: снят за публикацию аксёновского «Звёздного билета» [361]). Принципы, заложенные именно Катаевым, сделали «Юность» площадкой молодых писателей, составивших потом гордость и славу нашей литературы. Полевой не менял курса, хотя, возможно, на это рассчитывали, учитывая яркое участие Полевого в травле Пастернака. В результате только в 1963-м в журнале публиковались Аксёнов, Ахмадулина, Вознесенский, Гладилин, Окуджава.

Дух соревнования взыграл в Валентине Петровиче. Так мы объясняем «великий перелом», произошедший с ним в это время. Чтобы не потеряться на фоне блистательной молодёжи, которой он сам открыл путь в большую литературу, Катаев начинает писать совершенно по-новому. В 1964-м выходит «Маленькая железная дверь в стене». Дальше – вплоть до последнего, вышедшего в год смерти 1986-й романа «Сухой Лиман» – он «выдаёт» невероятные шедевры [362]. Из этой «Золотой десятки» невозможно выделить лучший. Забавно, но большую часть своих наград – второй орден Ленина, орден Октябрьской революции, орден Трудового Красного знамени и даже звание Героя Социалистического труда (с третьим орденом Ленина) Валентин Петрович получил если не за эту «Золотую десятку», то параллельно с её публикацией [363]– точнее, с 1967-го по 1984-й годы.

Конечно, «Алмазный мой венец» вызвал в читающей среде (а в 1978-м году к ней относилось по меньшей мере 2/3 населения СССР) просто ажиотаж, отразившийся в названии пародии «Алмазный мой кроссворд». Сейчас-то всё просто: заходишь на соответствующую страничку [364]и читаешь Who is who. А сколько эрудиции, пытливости, воображения требовалось для расшифровки при чтении романа в год издания? Ну, с Командором, конармейцем или птицеловом читатель более-менее разобрался. Но опознать в «ключике» Олешу в силу того, что он Юрий, а Ю похоже на головку ключа французского замка – это высший пилотаж. Миллионы были захвачены чтением как интеллектуальным трудом. Боимся, что вседоступность информации через Всемирную же сеть подорвала такой подход к чтению.

Ещё больший шок породил «Уже написан Вертер», опубликованный в следующем 1979-м. Конечно, мы были дико невежественны по части собственной истории: пришлось дождаться комментированного издания [365]и «комментариев к комментариям» [366], чтобы примерно разобраться, что рассказано в произведении, вынашивавшемся 60 лет. Но и чисто интуитивно мы поняли: это сильнейшая вещь, как будто дающая нам – живущим в двух измерениях – подняться над нашей плоской жизнью. Так что очень здорово, что Валентина Катаева и его брата Евгения не расстреляла Одесская ЧК в марте 1920-го, как поступила с другими участниками «врангелевского заговора на маяке». Спасибо за это Якову Моисеевичу Бельскому, удивительно вовремя выросшему в ЧК до больших чинов, что позволило спасти обоих «заговорщиков» (или заговорщиков – без кавычек).

Конечно, практически для всех, близко знавших Валентина Петровича, он был классическим стивенсовским доктором Джекилом и мистером Хайдом [367]. Можно найти массу высказываний на эту тему [368]. Например, знаменитый карикатурист и уникальный долгожитель (работал карикатуристом до 107 лет!) Борис Ефимович Фридлянд (Борис Ефимов), знавший Катаева более 50 лет, писал: « Странным образом в Валентине Петровиче Катаеве сочетались два совершенно разных человека. Один – тонкий, проницательный, глубоко и интересно мыслящий писатель, великолепный мастер художественной прозы, пишущий на редкость выразительным, доходчивым, прозрачным литературным языком. И с ним совмещалась личность совершенно другого толка – разнузданный, бесцеремонно, а то и довольно цинично пренебрегающий общепринятыми правилами приличия самодур » [369]. Правда, если продолжить цитирование, то пример, приводимый Ефимовым (напомним: братом упомянутого далее Михаила Кольцова), то мы видим скорее не бесцеремонного, а отважного и принципиального человека:

« Недюжинная творческая энергия его устремилась в чисто литературном направлении и сделала Катаева автором целого ряда замечательных рассказов, повестей, романов и великолепных комедий, с огромным успехом показанных на сценах многих театров.

При всём при том, колючий и задиристый нрав Катаева нередко приводил к довольно скандальным ситуациям. Мне довелось быть свидетелем такой сценки на одной из встреч с иностранными журналистами, которые Михаил Кольцов затеял в своём Журнально-газетном объединении. Эти встречи, как правило, сопровождались импровизированными концертными выступлениями известных артистов. И вот как-то ведущий объявляет:

– Сейчас Иван Семёнович Козловский нам что-нибудь споет, потом Сергей Образцов покажет нам новую кукольную пародию, а потом…

И тут Катаев, ехидно глядя на присутствующего в зале начальника Главлита Бориса Волина, громко подхватывает:

– А потом товарищ Волин нам что-нибудь запретит.

Вспыхнувший Волин сказал, повысив голос:

– Что Вы такое позволяете себе, товарищ Катаев?!

– Я позволяю себе, товарищ Волин, – незамедлительно ответил Катаев, – вспомнить, как Вы позволили себе запретить «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова.

– И правильно сделал. И кое-что следовало бы запретить из Ваших, товарищ Катаев, антисоветских пасквилей ».

Мы безмерно горды, что антисоветские пасквили, а вернее сказать, прекрасные литературные произведения, вышедшие из-под пера Валентина Петровича Катаева, не запрещены, живы и доставляют читателям такое наслаждение. Интересно получилось: вроде стремился Катаев в молодости к наслаждениям материальной жизни, а в итоге доставил миллионам и десяткам миллионов своих читателей наслаждение духовное. Вот как бывает с настоящими писателями-одесситами.

Начнём главу с признания. Изначальным импульсом к написанию настоящей книги послужило наличие на одной стороне улицы мемориальной доски Александру Козачинскому, а практически напротив – Евгению Петрову [370]. Ведь эта пара писателей пережила в юности такие драматические приключения, что одного их описания в повести «Зелёный фургон» оказалось достаточно, чтобы с этой единственной повестью Козачинский остался в истории литературы. Конечно, популярности способствовали и две экранизации повести – в 1959-м и в 1983-м годах, но ведь слабую повесть дважды не экранизируют. Короче, единственная повесть Козачинского – яркая иллюстрация поговорки: «Лучше маленькая рыбка, чем большой чёрный таракан».