Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Что-то мы увлеклись пересказом исследования. Не будем лишать экскурсантов удовольствия выполнить, как мы сказали, увлекательную домашнюю работу и изучить труд самостоятельно. Тогда вы узнаете, когда начата работа над «Золотым телёнком», сколько времени на самом деле писался второй роман, помешало ли его написанию увлечение Ильфа фотографией… Повторим, что мы это исследование прочли с полным восторгом, поскольку речь шла о любимых романах – их мы перечитывали больше, чем любые другие книги.

Считая дилогию (особенно «Золотой телёнок») просто Библией – или минимум «Новым Заветом» – одессита, мы, честно сказать, с ревностью обнаруживали, что романы любят все. Наверное, только творчество Высоцкого пользовалось такой же бесспорной любовью всех – от членов Политбюро до пролетариев и даже, рискнём предположить, люмпен-пролетариев. И в романах Ильфа-Петрова, и в стихотворном творчестве Высоцкого жизнь отражена во всей её полноте, разнообразии, настолько объёмно, узнаваемо и одновременно столь ярко, что благодарные читатели могли как-то справиться с этим могучим потоком только разбив его на ручейки. Так мы объясняем «расчленение» романов (и песен Высоцкого) на бесконечное количество цитат – практически поговорок. Только Грибоедов обогатил русский язык соизмеримым количеством афоризмов.

Если верить Юрию Петровичу Любимову, отец Высоцкого в ответ на просьбу Любимова помочь в лечении сына ответил: «Я с этим антисоветчиком дело иметь не буду». Примерно так же думали «генералы от литературы» об Ильфе и Петрове, но тщательно отгоняли от себя – и тем более от читателя – эти крамольные мысли. К. М. Симонов в предисловии к первому после значительного перерыва изданию их произведений (1956) пишет, что романы созданы « людьми, глубоко верившими в победу светлого и разумного мира социализма над уродливым и дряхлым миром капитализма ». В 1961-м выходит второй («красный») пятитомник [423]. В предисловии Давида Иосифовича Заславского сообщается, что « весёлый смех Ильфа и Петрова в своей основе глубоко серьёзен. Он служит задачам революционной борьбы со всем старым, отжившим, борьбы за новый строй, новую, социалистическую мораль » [424]. Появление таких фраз означает: разглядывая многослойную ткань дилогии (и, как показал Дмитрий Быков, неотделимой от неё «Одноэтажной Америки»), микроскоп можно наводить на различные слои, в том числе и антисоветские.

Пример такого наведения продемонстрировал одесский бард Александр Каменный – он же когда-то сотрудник уголовного розыска Одессы Александр Эдуардович Штейман. Оснащая «Рога и копыта», Балаганов покупает пишущую машинку «Адлер» «с турецким акцентом» по выражению Бендера: в ней нет буквы «е», и приходится её заменять на «э». На машинке печатают «ПОВЭСТКУ» для вручения потенциальному свидетелю по «делу Корейко». Каменный – как и положено хорошему следователю – анализирует по пунктам:

«Турецкого акцента» в нашем обиходе нет; «э» вместо «е» используют, чтобы передать грузинский акцент.

«Адлер» по-немецки означает орёл; у города с абхазским названием Адлер недалеко от Сочи уже в те времена была дача Сталина.

Итак, орёл, проживающий в городе «Адлер» либо в его окрестностях и говорящий с грузинским акцентом – то есть конкретно Сталин – печатает «повестки». Каменный говорит даже (для убедительности): первое, что напечатали на этой пишущей машинке – «Повэстка». Но это не соответствует тексту главы 15 «Золотого телёнка». Поэтому рискнём предположить, что остроумное это исследование записывает Ильфа и Петрова в антисоветчики так же необоснованно, как мнение отца – Высоцкого.

Скажем даже больше. Идея выполнения социальных заказов при написании романов [425], аргументированно изложенная Одесским и Фельдманом, тоже не полностью отражает ход творческой работы. На наш взгляд, лучше всего сослаться на фразу из письма Пушкина: « Представьте, что учудила моя Татьяна, – взяла да и вышла замуж! » Да, был и социальный заказ, и беспрерывно меняющаяся политическая конъюнктура [426], и тысячи житейских фактов и обстоятельств. Но прежде всего был высочайший профессионализм и чувство логики повествования, ведшее авторов.

А ещё была (хоть это слово затаскано) порядочность, проявившаяся в том, что Ильф и Петров не участвовали (в отличие даже от Маяковского!) в травле Пильняка и Замятина, отказались написать очерк в сборник по итогам плаванья 36 писателей во главе с Горьким по Беломорско-Балтийскому каналу [427]. Петров, рискуя, что его смертельно больной друг не дождётся выхода «Одноэтажной Америки», отстаивал перед редакцией журнала «Знамя» авторскую версию, где оба автора, путешествовавшие по СГА как корреспонденты «Правды» (sic!), с восхищением писали о многих сторонах американской жизни. Владимир перечитал эту книгу в 2005-м – после первой поездки в СГА – и убедился: основные черты американской жизни – динамизм, деловитость, масштаб – и верно увидены, и остались без изменений.

Перечитайте «Уже написан Вертер» и – одновременно – статьи Катаева той же поры. Сравните «Тихий Дон» и выступления Шолохова на писательских съездах. Посмотрите, кто исключал Пастернака из Союза писателей, и прочитайте литературные произведения лучших из них. Как сказал бы Ипполит Матвеевич Воробьянинов « Я думаю, дихотомия – [советский-антисоветский] – здесь неуместна ».

… В особняке одесских графов Толстых [428]висит зеркало венецианской работы. Если поднести свечу, то увидишь несколько отражений. Чем зеркало качественнее, тем меньше света теряется и в его толще, и при отражениях (и от амальгамы, и от лицевой поверхности стекла) – соответственно тем больше отражений пламени. Вот такое зеркало высшего качества и создали в своих главных трудах наши гениальные земляки. Подносишь свой источник света и видишь несколько причудливых отражений многослойной жизни.

Завершим же кратким пересказом самой последней совместной работы Ильфа-Петрова – повести «Тоня». Тоня с мужем едет в Вашингтон, он – новый шифровальщик посольства. Подруги завидуют Тоне, но у них яркая, хоть и трудная жизнь в СССР, а у Тони – скучное безделье в СГА. Приведём полностью последние абзацы самого-самого последнего (1937) совместного труда.

« И вдруг Костя вернулся. Он вернулся назад так скоро, что вряд ли успел дойти до канцелярии. Но нет. Он был там. И даже принёс оглушительную новость. Его срочно переводят в Москву.

– Тут я уже ничего не могу сказать! – возбуждённо кричал он.

Вот и всё. Так просто, неожиданно, а главное, быстро решилась Тонина судьба. Вовка не мог понять, откуда привалило к нему такое неслыханное счастье: мама так и не помыла его в это утро, и он весь день бродил с немытой физиономией, спотыкаясь о разложенные на полу чемоданы, таща за собой мамины платья и папины галстуки.