Array Коллектив авторов - Soft power, мягкая сила, мягкая власть. Междисциплинарный анализ

Еще одним важным средством употребления мягкой силы в области языка является использование выгодных для ее источников номинаций. Одна из важнейших функций языка, о которой говорили крупнейшие лингвисты и философы языка (В. фон Гумбольдт, Э. Сепир и др.), заключается в членении мира. Многообразные элементы и явления человеку необходимо расчленить и охарактеризовать. Что-то мы называем сложным описательным образом, а что-то называем одним словом или устойчивым сочетанием слов (как говорят лингвисты, одной номинацией). И в последнем случае эта номинация закрепляет некоторое представление носителей языка о мире; то множество явлений, которое язык считает объединяемым в одной номинации, трактуется как единство, а их отличия от того, что называют иначе, расцениваются как существенные. Это важно всякому человеку. Но тут скрывается и возможность манипуляций как бессознательных, так и сознательных. Достаточно естественно проводить разграничения номинаций по признаку «наше – не наше»; различия в случае «не наших» могут игнорироваться и скрываться внутри единой номинации. В СССР в 1930-е годы существовало слово социал-фашисты , подразумевавшее, что различия между фашизмом и социал-демократией несущественны; дальнейшее развитие событий показало ошибочность такого взгляда, и от термина в итоге отказались.

Сейчас сначала на Западе, а потом и у нас распространились термины тоталитаризм и авторитаризм . Оба они предполагают, что среди разнообразных политических систем главное различие проходит между системами современного Запада (демократическими) и всеми остальными, разделяемыми, впрочем, на два класса, представляющие собой по существу тот же политический тип с разной степенью концентрации. Разница между гитлеровской Германией и СССР при такой номинации представляется как несущественная.

Вот один из множества примеров. В опубликованном МГИМО учебном пособии по политическим системам и процессам на Востоке чертами тоталитаризма признаны «широкое использование идеологии, превалирование однопартийных систем, жесткий контроль над средствами массовой информации, жесткий государственный контроль над экономикой, стремление государства полностью подчинить себе граждан, добиться их беспрекословной преданности режиму, жесткий полицейский надзор, подавление любого свободомыслия и диссидентства» [133]. Все эти признаки применимы ко многим политическим системам, касаясь (кроме контроля над экономикой) лишь сферы идеологии и подавления инакомыслия. Но образ, здесь присутствующий, хорошо известен: это СССР прежде всего в 50—80-е годы ХХ в., в интерпретации его противников в «холодной войне». Авторитаризм здесь же характеризуется как «ослабленный тоталитаризм» [134]. Но дальше читаем: в Южной Корее «режим стал абсолютно авторитарным: подавлялись любые проявления инакомыслия, личная жизнь граждан строго регламентировалась… Вводились военные трибуналы, широко применялись смертная казнь и пожизненное заключение» [135]. Почему этот режим (как и похожий режим на Тайване при Чан Кайши) авторитарный, а не тоталитарный? Чем он был «ослаблен» по сравнению с СССР последних десятилетий, где смертная казнь по политическим статьям и пожизненное заключение «широко не применялись»? Разгадка очевидна: данные оценки идут из США, а там СССР считался противником, тогда как Тайвань и Южная Корея – союзниками. т. е. «тоталитарные режимы» бывают не в «наших» государствах, а «авторитарные режимы» свойственны не вполне удовлетворяющим эталонам демократии «нашим» странам. Я не могу считать эту точку зрения научной, но для США она, по крайней мере, естественна; менее понятно, зачем российским специалистам исходить из такого рода иностранных классификаций. А главное, мягкая сила приучает через такие обозначения к определенному взгляду на мир, выгодному определенной группе государств.

Н. Ферклу выделяет две главные тенденции на современном Западе, отражающиеся и в речевой деятельности: потребительство, сдвиг идеологического фокуса с производства на потребление, и рост бюрократизации [136]. Все это через СМИ распространяется в массовом сознании, с 1991 г. процесс охватил и Россию.

Потребительство в средствах массовой информации в первую очередь распространяется в рекламной сфере. Когда-то кубинские эмигранты в США организовали около границ Кубы телестанцию, вещавшую на испанском языке. Однако в те годы американская мягкая сила еще не всегда работала: сами американцы жаловались, что многие кубинцы предпочитали собственное телевидение, технически хуже оснащенное, поскольку там ничего не прерывалось рекламой. Но теперь в России молодое поколение уже не представляет себе телевидения без рекламы и запоминает слоганы, некоторые, пожалуй, останутся в их головах на всю оставшуюся жизнь. А реклама – это не только источник доходов, но и особый «виртуальный», как ныне любят говорить, мир. В одной из телепередач 1990-х годов вспомнили стихи советского «Марша нахимовцев»: «Солнышко светит ясное, здравствуй, страна прекрасная», после чего ведущий сказал: «Теперь такие слова могут быть только в рекламе». И, по крайней мере, тогда он был прав.

Пропаганда через «ящик», а теперь и через Интернет вызывает к себе разное отношение, но в целом оказывается действенной, в том числе и в России. Вот что пишет, например, социолог О. В. Крыштановская [137]: мир современной российской молодежи «разбит на две группы», это мир близких людей, семьи и друзей, и «макромир», состоящий из «телеперсон», середины нет. А кто такие «телеперсоны»? Это большей частью публика шоу-бизнеса, включающая в себя и некоторых политиков вроде Жириновского. Из персон единственные фигуры иного ряда – президент и в гораздо меньшей степени премьер. Такой результат, конечно, получен не только в России. И он везде выгоден действующей власти и господствующему классу в целом. И достигнут он почти исключительно мягкой силой (репрессивные меры допускаются лишь в чрезвычайных для власти случаях), и язык среди средств этой мягкой силы исключительно важен. Но, как известно, действие может рождать и противодействие, и «телеперсоны» могут начать и раздражать. А в Западной Европе видно, как доверие к политикам упало в дни кризиса. Но тут появляются и самые неожиданные источники речевого воздействия. Четверть голосов на парламентских выборах в Италии получил комик Грилло, исключительно благодаря удачно выбранной языковой и визуальной маске. И такая мягкая сила бывает!

И еще один аспект мягкой силы, касающейся языка: распространение и пропаганда языка за пределами его основной территории (пожалуй, наши социолингвисты чаще всего вспоминают про мягкую силу именно здесь). Не говорю сейчас об английском языке, во многом распространяемом всей современной мировой ситуацией. Но яркий и хорошо известный пример успеха мягкой силы – сообщество франкофонных государств. В России попытки более активной пропаганды русского языка за рубежом в последние годы стали заметнее, в том числе в странах СНГ, но пока что позиции русского языка более всего сохраняются благодаря традициям и инерции прошлого.