Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе (Сборник научных трудов)

Основная задача всех тех, кто проектирует утопический мир или осуществляет над ним власть, состоит в том, чтобы все прихоти граждан удовлетворить; заранее, удовлетворить до их возникновения, а еще лучше — не дать им возникнуть. Конечно же, если удастся справиться с самой сильной «прихотью» — прихотью половой, то не доставят никаких проблем и все остальные. Этому делу и служит сублимация — переведение возможных сексуальных страстей в русла «правильной» с точки зрения данной утопической системы, «благонадежной» деятельности.

Фрейд, описывая механизмы перенаправления сексуального влечения, описывал тем самым механизмы человеческой культуры. Утописты-революционеры же претендовали на осуществление контроля над этими механизмами и изменение этим путем действительности. В том, что сексуальную энергию можно использовать в «несексуальной» области, прекрасно отдавали себе отчет и русские поклонники насильственного внедрения утопии (очень часто остающиеся и поклонниками фрейдистской мысли), мечтавшие о том, чтобы все жители Страны Советов не занимались половыми развлечениями, а полностью предавались делу Революции. Арон Залкинд — большевик, утопист и психотерапевт, подаривший «революционному пролетариату» в 1924 году «Двенадцать половых заповедей» — писал: «Cyблимaциoнныe вoзмoжнocти coвeтcкoй oбщecтвeннocти, тo ecть вoзмoжнocти пepeвoдa ceкcyaлизиpoвaнныx пepeживaний нa твopчecкиe пyти чpeзвычaйнo вeлики. Haдo лишь этo xopoшeнькo ocoзнaть и yмeючи peopгaнизoвaть ceкcyaльнocть, ypeгyлиpoвaть ee, пocтaвить ee нa дoлжнoe мecтo». [196]О том, что — с точки зрения «утопии у власти» (для наших рассуждений отлично подходит заглавие известной книги Михаила Геллера) — любовь и секс являются делом совершенно непродуктивным, прекрасно знали писатели-антиутописты. В 1926 году в рассказе «Антисексус» Андрей Платонов «перевел» эту непродуктивность в капиталистическое пространство (заменяя фразеологию коммунизма 20-х годов фразеологией либерально-рыночной): «Неурегулированный пол есть неурегулированная душа — нерентабельная, страдающая и плодящая страдания». Платонов, впрочем, предложил банально простой способ сублимации (повышения «рентабельности души»): механическое сексуальное разряжение, которому и служат заглавные «антисексусы», то есть — индивидуальные и общественные мастурбаторы. Ясное дело, контакт с механическим «удовлетворителем» должен быть настолько привлекательным, чтобы его пользователям и в голову не пришло стремиться к реальному половому акту. Учла этот факт фирма, выпускающая «антисексусы», и снабдила свой продукт техникой, гарантирующей наслаждение куда сильнее, чем в традиционном сексе: «…мы придали нашему аппарату, — гласит текст рекламного объявления, — конструкцию, позволяющую этого достигнуть, по крайней мере, в тройной степени против прекраснейшей из женщин, если ее длительно использует только что освобожденный заключенный после 10-ти лет строгой изоляции».

Но сублимация возможна не только в условиях подмены естественного полового наслаждения механическим удовлетворением. Лучший диагноз тоталитарно-утопического подхода к естественным половым влечениям дал Джордж Оруэлл в своем романе «1984»: «Дело не только в том, что половой инстинкт творит свой собственный мир, который неподвластен партии. а значит, должен быть по возможности уничтожен. Еще важнее то, что половой голод вызывает истерию, а она желательна, ибо ее можно преобразовать в военное неистовство и в поклонение вождю». Это мнение, принадлежавшее в книге Оруэлла Джулии, во-первых, подтверждено историей мировых тоталитаризмов, а во-вторых — современным литературным материалом. «Монументальная пропаганда» Владимира Войновича — это история жизни убежденной советской партийки Аглаи Ревкиной, изведавшей оргазм только один раз в жизни — в момент, когда собственными глазами увидела настоящего, живого Сталина.

Сублимация сексуального влечения вовсе не означает, что утопические тоталитарные системы отрекаются от продолжения вида и что не существует в них сексуальных сношений (за исключением, пожалуй, утопии Махульского, в которой женщины размножаются с помощью партеногенеза). Удачная, «стопроцентная» сублимация гарантирует, что секс, а вернее — копуляция ради оплодотворения — станет восприниматься гражданами как обязанность в отношении государства или общества. «Вы уклоняетесь от службы обществу» — услышит 25-летняя героиня федоровского «Вечера в 2217 году» в связи с тем, что, будучи в «производственном» возрасте, ни разу еще не записалась ни к одному сексуальному партнеру, и — естественно — не подарила еще обществу ни одного нового члена. «Наш партийный долг» — так, в свою очередь, выражается о половом акте и желаемом зачатии жена оруэлловского Уинстона Смиса.

Власть Утопии может не разрешать гражданам наслаждаться половым актом, но может поступать и наоборот: разрешив наслаждения, обратить их в инструмент, гарантирующий стабильность государственного механизма. О том, что утопическим половым указаниям властей необязательно идти вразрез с личными вкусами (даже с прихотями!) граждан, писал Владимир Войнович в своей известной издевательской антиутопии. «Я сплю не с кем попало», — отвечала на упрек героя «Москвы 2042» его опекунша Искрина — «а только по решению нашего руководства. А удовольствие от этого я получаю, как от всякой общественно-полезной работы». Не меньшее удовольствие от требований утопического порядка в отношении половой жизни человека получают жители «дивного нового мира» Олдоса Хаксли: в этой утопии дурным тоном считается стеснять себя в половом плане, т. е., например, соблюдать верность одному партнеру. Почему? Как и у Платонова, «неурегулированный пол» с точки зрения «дивного нового мира» нерентабелен. «Поток, задержанный преградой — гласит государственная философия, — взбухает и преливается, позыв обращается в порыв, в страсть, даже в помешательство; сила потока множится на высоту и прочность препятствия. Когда же преграды нет, поток стекает по назначенному руслу в тихое море благоденствия». Преграды, которые в состоянии вызывать опасные для утопического механизма страсти — это, разумеется, такие или иные причины сексуального воздержания. Хаксли не предлагает тонких мастурбационных механизмов, а всего лишь — обеспечив гражданок противозачаточными средствами (воспроизведение же граждан оставив учреждениям, называемым «инкубаториями») — поощряет жителей своей утопии пользоваться всеми радостями жизни безо всякого стеснения. Сублимация ли это — или «антисублимация», государственная стимуляция половой активности граждан? Этот вопрос — второстепенный. В данном случае утопическая цель — стабильное и эффективное функционирование государственной машины — достигается просто немного иным путем, чем в случае утопических режимов, в которых осуществляется «классическая» сублимация: в них перенаправляется в другое русло само влечение и — тем самым — исчезает возможность возникновения личностного самосознания на основе мужско-дамских контактов, а тут — с помощью сексуальной разнузданности — гарантируется беспрепятственность полового акта, равнозначная опять-таки с отсутствием каких-либо чувств, основанных на вожделении к данному лицу. В обоих случаях характерна манипуляция, нацеленная на лишение граждан основ формирования личности, столь опасной для государства.