Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе (Сборник научных трудов)
- Название:Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе (Сборник научных трудов)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Твер. гос. ун-т
- Год:2002
- Город:Тверь
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе (Сборник научных трудов) краткое содержание
Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе (Сборник научных трудов) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Другая сторона медали — Америка.
«То, что плохо у нас, — размышляет автор, — должно быть замечательно в Америке. Там — цензура и портвейн, здесь — свобода и коньяк» (2, 117). Ведь и уезжали туда, потому что «попросту говоря, хотели жить лучше. Забыть о бедности, веревочных макаронах, фанерных пиджаках и ядовитом алкоголе» (2, 106).
Там спиртное выполняет обычно сопровождающую, дополнительную, скорее даже этикетную функцию. Хаоса на Западе не существует, но для русских понять такого рода «космос» со свободой и коньяком, перенять привычки местных жителей и приспособиться зачастую еще труднее, чем заливать портвейном и шартрезом подцензурный хаос в СССР.
Интересно, что, даже живя в Америке, персонажи Довлатова — его соотечественники — даже не стараются стать настоящимиамериканцами, скорее они постепенно превращаются в русских «новых американцев»:
«У нас есть русские магазины, детские сады, фотоателье и парикмахерские. Есть русское бюро путешествий. Есть русские адвокаты, писатели, врачи и торговцы недвижимостью. Есть русские гангстеры, сумасшедшие и проститутки. Есть даже русский слепой музыкант.
Местных жителей у нас считают чем-то вроде иностранцев. Если мы слышим английскую речь, то настораживаемся. В таких случаях мы убедительно просим: Говорите по-русски!» (3, 7).
Кроме того, русские, проживающие в «Иностранке» на 108-й улице, не перестают оценивать американцев, испытывая к ним «сложное чувство». «Даже не знаю, чего в нем больше — снисходительности или благоговения. Мы их жалеем, как неразумных беспечных детей. Однако то и дело повторяем: „Мне сказал один американец…“» (3, 7–8). А излюбленным их занятием является «ругать американцев. Американцы наивные, черствые, бессердечные. Дружить с американцами невозможно» (2, 89). И еще один, во многом выражающий отношение аргумент против «великой нации»:
«Водку пьют микроскопическими дозами. Все равно что из крышек от зубной пасты…» (2, 89).
Последнее замечание позволяет понять, насколько важен для русского человека, которому, по словам Довлатова, привычнее всех заокеанских «дринков» «стакан „Агдама“ в подворотне», этот штрих: как и что пить. И этот стакан является неотъемлемой частью воспоминаний главного героя «Ремесла» о родине, вполне органично входя в ассоциативный и зрительный ряд прошлого:
«Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутерброды, завернутые в газету. Девочки в строгих коричневых юбках. Мелочь из отцовского кармана. Экзамены, шпаргалки… Нелепые, ужасающие стихи… Мысли о самоубийстве… Стакан „Агдама“ в подворотне… Армейская махорка <���…> и все, что было, — останется навсегда…» (2, 141).
И действительно, «новых американцев» можно отличить от коренных жителей в любой ситуации:
«В одном из залов были накрыты столы. Между ними лавировали участники форума с бумажными тарелками в руках. Американцы — накладывали себе овощи и фрукты. Русские предпочитали колбасу, но главным образом белое вино. Наполнив тарелки, американцы затевали беседу. Мои соотечественники, наоборот, расходились по углам» (3, 159).
Так проходил обед для участников симпозиума «Новая Россия» в Калифорнии, в котором принимл участие Сергей Далматов, радиожурналист станции «Свобода» и персонаж повести «Филиал». Основное различие между русскими и американцами кроется в том, что для американцев важно, в первую очередь, соблюдение этикета, определяющего все детали: повод, место, время и даже посуду, — все строго регламентировано. Приведу эпизод обеда в кафе. Думается, даже по нескольким репликам легко можно понять, кто здесь «новый» американец:
«— Что ты будешь пить?
— Может быть, водку?
— Слишком рано. Я думаю, — белое вино или чай.
— Чай, — сказал я. — И фисташковое мороженое.
— Отлично» (2, 176).
Такие тонкости и щепетильность лишь раздражают русского человека, привыкшего видеть в выпивке дополнение к беседе и хорошей компании, в которой ему приятно находиться. По Довлатову, русские пьют для души и от души, именно поэтому для них не так важны обстановка, время и посуда:
«— Давай выпьем.
— С удовольствием.
— Рюмки взяли парни из чешского землячества. Ты можешь пить из бумажных стаканчиков?
— Мне случалось пить из футляра для очков.
Рейнхард уважительно приподнял брови.
Мы выпили по стакану бренди» (2, 178).
Даже названия спиртных напитков, свойственных России и Америке, резко отличаются. Если в оставленной стране были пиво ящиками, «Агдам» в оттопыренных карманах брюк, дешевый портвейн и водка стаканами, изредка коньяк, а для дам — вино или шампанское, хотя большинство персонажей с этими напитками на «вы»; то за океаном все разбавленное, превращенное в разного рода коктейли, — «Джинсы с тоником», виски с томатом, коньяк с лимоном и содой и пиво «Будвайзер» с сосисками. Поэтому и ценится русскими эмигрантами «редко знакомый аромат отменного виски безо льда и прочих американских прибамбасов». [213]
Хотя и у них есть свои «плюсы»: «В Америке человеку не возбраняется управлять автомашиной, если он перед этим выпил не больше двух дринков, — не сдержал рокочущего удовольствия в голосе Сережа Довлатов. — Это примерно пятьдесят шесть граммов крепких напитков». [214]И пьется это из непрозрачных бумажных пакетов, в которые полиция не имеет права заглянуть, соблюдая права и свободы граждан.
Вино по-русски — это лакмусовая бумажка, определяющая человека. Оно, в первую очередь, выявляет его моральные и душевные качества, определяет жизненные ценности и способность к творчеству, говорит об искренности и открытости по отношению к окружающим его людям («Как бы ни злился российский человек, предложи ему выпить, и он тотчас добреет…» — 2, 223). «Вино и женщины, — замечает Б. Ланин, — как у легендарных гусаров, — две страсти героев Довлатова. Так и разрывается довлатовский герой: между женщинами и выпивкой. Впрочем, когда мужчина у Довлатова оказывается перед выбором: выпивка или секс — проблема решается очень быстро. Выпивка в мире довлатовских героев — главная ценность». [215]А пьют у Довлатова почти все персонажи-мужчины («При этом Лихачев выпивал ежедневно, а Цыпин страдал хроническими запоями. Что не мешало Лихачеву изредка запивать, а Цыпину опохмеляться при каждом удобном случае» — 2, 263). Такие характеры описаны автором с неизменной симпатией и пониманием. Они вызывают не столько сочувствие, сколько восхищение, на которое читателя провоцирует сам автор. Довлатов таким образом строит весь эпизод, так раставляет акценты, что этот персонаж оказывается на голову выше других.
«Журналиста Костю Белякова увольняли из редакции за пьянство. Шло собрание. Друзья хотели ему помочь. Они сказали:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: