Литературный текст: проблемы и методы исследования. 8. Мотив вина в литературе (Сборник научных трудов)

Повествователь тоже пытается копировать экранное поведение Хэмфри Богарта, беседующего с героиней в фильме «Касабланка»:

«Полночь. Богарт сидит и пьет виски из большого стакана. <���…> Богарт разражается сатанинским хохотом. Но стакана с виски не оставляет»

Одновременно употребление виски поляком Хласко описывает с самоиронией: повествователю хочется быть похожим на американцев за счет внешней атрибутики. В Ницце «красиво» пьющего виски героя сначала действительно принимают за американца:

«Я пил виски у стойки бара и вдруг почувствовал на себе взгляд: на меня томно смотрела юная особа; не сомневаясь в своих силах, я заказал еще порцию виски и предложил ей ко мне присоединиться, на что она с энтузиазмом согласилась. По-английски девица не говорила, но из ее очаровательного щебетанья можно было заключить, что у меня то ли красивые глаза, то ли красивые руки и вообще я очень симпатичный. — Вы американец? — спустя некоторое время спросила она. — Нет. — Немец? — Нет. — Англичанин? — Нет. — А кто же? — Поляк. На лице ее появилось — если воспользоваться лексикой романа „Леди Гамильтон, или Прекраснейшие глаза Лондона“ — выражение ужаса и презрения; нервно схватив лежавшую между нами на стойке сумочку, она опрометью выскочила из ресторана».

Винов книге Хласко упоминается только дважды, и оба раза — в связи с нелепыми грезами о беззаботной жизни.

В одном эпизоде два подростка, убившие и ограбившие своего учителя, на допросе объясняют свое преступление тем, что на добытые деньги «хотели пойти в кино и выпить две бутылки отечественного вина» («dwie butelki krajowego wina»). «Отечественным вином» поляки называют дешевый портвейн. Для подростков он символизирует «настоящий» взрослый мир, возможность почувствовать себя независимыми.

В другом эпизоде вино предстает элементом грез повествователя о лучшей жизни. Развивая свою нелепую мечту о беззаботном существовании сутенера, он заключает: «И так наша жизнь покатится среди роз и моря вина».

Пивов «Красивых, двадцатилетних» пьют только за пределами Польши: в Германии, Италии, Израиле. Уклад жизни в этих странах чужд герою Хласко, там все происходит по другим законам: «В Палермо, когда тебя приведут в участок, <���…> будешь себя хорошо вести — даже пива на допросе предложат выпить». Пиво выступает знаком стабильного мира, отличая, например, немцев от бесприютного повествователя-поляка даже в тюремной камере: «…среди людей, которые еще верят, что через шесть лет отправятся в ту же самую пивную и будут пить то же самое пиво». Находясь за пределами Польши, герой Хласко тоже пьет пиво, но в ситуациях, неадекватных для местных жителей. В Мюнхене повествователь, сбежав из психушки в «увольнительную», пьет пиво, обманывая реакцию организма на антиалкагольные таблетки. В Израиле он выпивает кружку пива, демонстрируя проститутке свою финансовую несостоятельность. Герой как бы отстраняется от пьющих чуждые ему напитки: «Пиво местные жители <���курсив мой. — Н.В.> поглощают в огромных количествах; ночью пьют коньяк».

Коньяк — это напиток, употребляемый «по велению разума», от безысходности и бессмысленности существования. Его пьют в аду израильского города Эйлата: «Все мои новые знакомцы попали в Эйлат не по своей воле: их туда <���…> сослала полиция. <���…> В Эйлате люди быстро теряют зубы и волосы. Некоторых ужасно разносит; другие высыхают, и их лица покрываются морщинами». Для повествователя употребление коньяка, как и пива, связано с неадекватным состоянием человека, например, пребыванием в психушке: «Больным, которых отучают от снотворных, мы покупаем в Мюнхене таблетки, алкашам — коньяк». Герой Хласко пьет коньяк почти всегда не по собственной воле, как бы вынужденно: «Помню, шли мы <���…> по улице Бен-Иегуда; было, наверное, градусов сорок, и Дызек предложил распить бутылочку коньяка. <���…> после каждой рюмки с нас градом катился пот. Когда мы опорожнили бутылку, Дызек сказал: — Вообще-то мне совершенно не хотелось пить. — Тогда зачем мы вылакали эту бутылку? — спросил я. — Да так, по велению разума <���курсив мой. — Н.В.> — ответил Дызек». Употребление коньяка предстает мучительным мероприятием, напоминающим тяжелую работу. В Польше 1950-х годов коньяк воспринимался как элитарный «интеллигентский» напиток. Он чужд повествователю именно потому, что его пьют люди, жизнь которых определяется разумом, а не душевным порывом. [261]

Таким образом, spirytualia «Красивых, двадцатилетних» выступает проявлением системы ценностей, характеризующих особенности национального и индивидуального менталитета поляка послевоенного поколения.

Диоптра, нашим же языком нарицается Зерцало (РНБ. Ф. 351 (Кириллово-Белозерское собр.). № 71/1148. Список XVII века). Листы указываются в тексте статьи.

Обычно предисловие приписывается Михаилу Пселлосу, тогда как указывается, что автор исконного текста анонимен. Но мы считаем, что предисловие — это неотъемлемая часть целого текста. Текст — это последовательность знаков и композиционных мест. Традиционно зерцала существуют как тексты с предисловиями. Следовательно, предисловие тем более является частью единого текста. Кроме того, оно обязательно оказывает влияние на всю семантику остального текста. Значит, в рамках самого текста существует единый автор, породивший его. Это единство не зависит от исторических реалий. Ср.: Фуко М. «Что такое автор»

(Сайт http://www.philosophy.ru/library/foucault/aut.html)

Поучение о прелести диавола // Сборник религиозно-нравоучительный, старообрядческий (РНБ. ОЛДП О-194. XVIII в. Л. 21).

Там же. Л. 21об.

Зерцало суемудрия раскольнича (РНБ. Ф. 588 (Погодин). № 1240. Л. III).

Там же. Л. II–IIоб.

Там же. Л. 1об.–2.

Там же. Л. I.

Болотов А. Т. Собрание мелких сочинений в стихах и прозе. Стихотворения простые, или сельские песни. Собрание II (РНБ Ф. 89. № 66. Л. 179–180).

См., например, загадки про клопа, блоху и вошь, в которых Болотов, как и в рассматриваемой в статье загадке, использует прием смещения грамматического рода загадываемого явления:

Ср. также загадку Аполлоса Байбакова о брюхе, построенную на том же приеме: