Борис Парамонов - Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова

Еще, помнится, я в той статье вспоминал Джорджа Сантаяну, его книгу об американском характере. Сантаяна говорил, что американец в любой Лии готов увидеть Рахиль. Разве это не Розанов?

Но и разница была огромная. К современной сексуальной революции Розанова не свести. Пол для него – святое, граница и соединение человека с Богом. Пол Розанова семейный, творящий, а не стороннее развлечение. Он, например, настаивал на добрачной невинности девушек, видел тут некую метафизику. А что сейчас? Раздают бесплатно и без рецептов контрацептивы детям любого возраста. Не думаю, чтоб Василий Васильич такие дела одобрил.

Пол в сексуальной революции секуляризован, лишен розановской сакральности. И вообще отделен от деторождения – притом что само деторождение становится чем-то в высокой степени проблематичным в свете нынешнего демографического кризиса.

И. Т. : Борис Михайлович, мы сегодня не раз вспоминали отзывы Бердяева о Розанове, его знаменитую статью «О вечно бабьем в русской душе». А что именно у Розанова вызвало такую убийственную характеристику?

Б. П. : В начале Первой мировой войны Розанов выпустил книгу «Война 1914 года и русское возрождение». И был в этой книге знаменитый фрагмент, вызвавший интерес и комментарий не только у Бердяева. Я помню статью Мережковского об этом, и с той же цитацией. Розанов описывает, как на петроградской улице он увидел кавалерийский полк на марше:

Я все робко смотрел на эту нескончаемо идущую вереницу тяжелых всадников, из которых каждый был так огромен сравнительно со мною!.. Малейшая неправильность движения – и я раздавлен… Чувство своей подавленности более и более входило в меня. Я чувствовал себя обвеянным чужою силой, – до того огромною, что мое «я» как бы уносилось пушинкою в вихрь этой огромности и этого множества… Когда я вдруг начал чувствовать, что не только «боюсь», но – и обворожен ими, – зачарован странным очарованием, которое только один раз – вот этот – испытал в жизни. Произошло странное явление: преувеличенная мужественность того, что было пред мною, – как бы изменила структуру моей организации и отбросила, опрокинула эту организацию – в женскую. Я почувствовал необыкновенную нежность, истому и сонливость во всем существе… Сердце упало во мне – любовью… Мне хотелось бы, чтобы они были еще огромнее, чтобы их было еще больше… Этот колосс физиологии, колосc жизни и должно быть источник жизни – вызвал во мне чисто женственное ощущение безвольности, покорности и ненасытного желания «побыть вблизи», видеть, не спускать глаз… Определенно – это было начало влюбления «девушки»… <���…> Сила – вот одна красота в мире… Сила – она покоряет, перед ней падают, ей, наконец, – молятся… Молятся вообще «слабые» – «мы», вот «я» на тротуаре… – В силе лежит тайна мира…Огромное сильное… Голова была ясна, а сердце билось… как у женщин. Суть армии, что она всех нас превращает в женщин, трепещущих, обнимающих воздух…

Ну что тут можно сказать, какие оценки вывести? Гениальный текст, гениальный человек. Но тут-то и зло русское зарыто, как утверждает Бердяев, приведя эту цитату. Несомненно, Розанов угадал нечто русское, но если это так, то страшно делается за Россию, говорит Бердяев, – за бабу слабую, готовую покориться, отдаться чуждой силе – и в себе силы не имеющей. Это старая, многажды высказанная мысль Бердяева: в России нет светоносной мужской силы, мужественного Логоса, Россия не выработала в себе мужа – и готова покориться чужой силе, чужому насилию, от Петра до Маркса.

Вообще же обращаться к Розанову за наукой, за поучением – совершенно бесполезно. Розанов не учит – он радует. Доставляет эстетическое наслаждение. Бердяев был прав, когда говорил, что никаких мыслей у Розанова нет, а только импрессии и поток слов. Но были у Розанова если не мысли, то озарения. То, что он написал о христианстве, никому другому в голову бы не пришло. Можно, конечно, вспомнить о Ницше, но там был другой случай. Мы уже говорили, что в стилизованном образе Христа Ницше дал замаскированную самокритику. Это, так сказать, момент экзистенциальный. А Розанов поставил христианство в историко-культурную перспективу. И вот какие его слова первостепенно важны – сказанные сразу же после большевистской революции, буквально на другой день:

Нет сомнения, что глубокий фундамент всего теперь происходящего заключается в том, что в европейском (всем, – и в том числе русском) человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатства. Все потрясены. Все гибнут, всё гибнет. Но все это проваливается в пустоту души, которая лишилась древнего содержания.

Трудно дать таким словам торопливую или однозначную оценку – этим словам надо благоговейно внимать.

Это что касается России (главным образом), но и Европу Розанов здесь поминает. А в другом месте он говорит, что культурный мир погибнет от жалости.

Европейская цивилизация погибнет от сострадательности.

Как Греция – от софистов и Рим – от « паразитов » (прихлебателей за столом оптиматов).

Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния: и в конце времен злодеи разорвут мир. <���…> <���…> собственно (погибнет) не от сострадательности, а от лжесострадательности. В каком-то изломе этого <���…> Цивилизации гибнут от извращения основных добродетелей, стержневых, « на роду написанных » , на которых « все тесто взошло » … В Греции это был ум, ςω φ ια , в Риме – volo, « господствую » , и у христиан – любовь. « Гуманность » (общества и литературы) и есть ледяная любовь…

Смотрите: ледяная сосулька играет на зимнем солнце и кажется алмазом.

Вот от этих « алмазов » и погибнет все…

Эти слова Розанова мало кто сейчас помнит, а ведь многое в современном мире описывают они правильно. Вот и думай, как судить о Розанове: мыслей вроде бы и нет, а озарения и пророчества – самые первостатейные.

И. Т. : Такое впечатление, что он вэлфэр-стэйт в этих словах описал. На таких примерах видно, что Розанов – явление далеко не архаическое, не только истории литературы принадлежит.

Борис Михайлович, давайте вспомним еще одну розановскую тему, чрезвычайно актуально звучащую в нынешнем мире, – особый извод его сексуальных штудий.

Б. П. : Вас понял. Это, конечно, «люди лунного света» – герои самых, пожалуй, глубоких книг Роза-нова: «В темных религиозных лучах» и «Темный лик». Это шедевр розановской психоархеологии, если можно так сказать. Изучая древние восточные религии, он обнаружил существование определенного типа людей, негативно самоопределяющихся в отношении к полу. Там много у него всякой экзотики, вроде жрецов Кибелы, но самое интересное, конечно, реставрация им типа первоначальных христиан. Вот это и есть у него люди лунного света. Говоря нынешними словами, Розанов считал христиан сублимированными гомосексуалами. Сразу же оговорка: это говорилось о типе первохристиан, а не о современных Розанову прихожанах церквей. Вообще никаких «практик» сексуальных Розанов здесь не описывает: он, скорее, устанавливает факт сублимации секса у людей такого типа. Между прочим привлекает для этого сцены из толстовского «Воскресения», где действует одна революционерка Марья Степановна Щетинина. И вообще он дает исключительно высокую оценку такого типа людям. Собственно, в этом преодолении, сублимации пола рождается личность , говорит Розанов. Буквально: