Дэниел Эверетт - Как начинался язык. История величайшего изобретения

Декларативная память подразделяется на семантическую ( смысловую ) и эпизодическую ( событийную ). Семантическая память связана с фактами, не зависящими от контекста: например, «холостяк — это неженатый мужчина». Она необходима для работы с языковыми значениями. Она также имеет существенное значение для прочих контекстно-независимых долговременных воспоминаний вроде «9 сентября 2011 г. было страшным днем».

Эпизодическая память — это долговременные воспоминания, связанные с конкретным контекстом, а, следовательно, они обычно более личные. Эту память вы можете использовать, чтобы вспомнить что-то вроде: «Тут мы устроили наше первое сражение на водяных пистолетах». Или: «В этом мексиканском баре я в первый раз попробовал текилу».

Рабочая память — это обмен между нейронами в лобной коре. А долговременные воспоминания широко распределены по мозгу и, по-видимому, сначала обрабатываются гиппокампом, который «консолидирует» память перед помещением на хранение в других местах. Таким образом, нам необходим мозг, способный поддерживать три основных типа памяти, которые люди часто используют и на которые опираются, чтобы выживать и говорить.

Некоторые культурные традиции приписывают различные функции определенным органам и частям тела. Так, например, эмоции связывают с сердцем, мысли ассоциируют с одними частями мозга, а язык — с другими. Но культура может находить правильные ответы только в силу развития научных методов, идей и теорий. Сейчас мало кто ставит под сомнение тот общепризнанный факт, что сердце с эмоциями никак не связано — это просто насос, перекачивающий кровь. Подобным образом, пусть, возможно, этот факт пока не так широко известен, мозг, хоть и является основой всех наших когнитивных функций, не единственное место, где сосредоточены эти функции. Для мышления используются все ресурсы нашего тела, так же как происходит в случае с коммуникацией. (Если сомневаетесь, припомните, как болезнь или похмелье влияют на вашу способность мыслить.) А мысли в мозге являются результатом нашего опыта во всем его многообразии. Их также называют апперцепциями — это переживания, делающие из нас тех, кто мы есть. Но зададимся вопросом: как мозг обеспечивает человеку возможность говорить? И что не дает другим животным обзавестись языком?

Французский философ Рене Декарт — утренняя звезда Возрождения, краеугольный камень культуры и истории западного мира. Он был первопроходцем, возродившим моду на инновационное и оригинальное мышление после более чем пяти веков, в течение которых больше обсуждали людей, а не идеи. До Декарта и нескольких других ученых Европа почти тысячу лет переживала жестокие Темные века, когда «рассуждение» было проявлением власти. Поэтому считались стандартом argumentum ad hominem — то есть «аргументы к человеку», к репутации или иным личным качествам лица, высказывающего определенные идеи, а не обсуждение самих идей.

Работы Декарта о разуме строятся вокруг его популярного тезиса о дуализме, то есть утверждения о том, что разум — это наша душа, которая нематериальна, в духовном, платоновском или просто психологическом представлении, тогда как тело материально. Согласно Декарту, это две самостоятельные субстанции. Однако он предполагал, что душа и тело связаны посредством шишковидной железы. По какой-то причине (вероятно, в силу религиозных традиций, противопоставляющих душу и тело) дуализм более 400 лет был важной темой. Теория Ноама Хомского о сознании и языке и их взаимосвязи во многом опиралась на работы Декарта, о чем Хомский говорит в своей книге «Картезианская лингвистика» (Cartesian Linguistics) [103]. Хомский, по-видимому, поддерживает утверждения Декарта о том, что, хотя тело — это машина, разум, очевидно, имеет нефизическую природу.

Дуализм ставит эволюционные воззрения о человеческом мышлении в невыгодное положение по той простой причине, что нечто нефизическое эволюционировать не может. Следовательно, если мы поддерживаем дуализм, то отвергаем идею о том, что разум эволюционировал в результате естественного отбора. В публичных лекциях и письменных работах часто приводятся цитаты Альфреда Уоллеса, теиста и одного из первооткрывателей естественного отбора, в качестве подтверждения дуалистических идей о разуме как о субстанции, отличной от тела. Уоллес действительно считал, что разум, будучи картезианской нематериальной сущностью, эволюционировать не мог. Однако наилучшее решение — не прибегать сразу к дуализму, новым сущностям или субстанциям, а попытаться сначала объяснить все в естественных физических терминах. Этот принцип особенно важен, если мы считаем, что физических оснований у разума нет. Чтобы обосновать такую точку зрения, необходимо начать с обыденных ископаемых свидетельств, ДНК, теорий языка и культуры, а также сравнительной приматологии, а уж потом предлагать нефизические объяснения языка, человеческого интеллекта или разума в более общем смысле.

Теории человеческого мозга и разума существуют уже не одно тысячелетие. Ученые часто подчеркнуто разделяют эти два понятия — мозг и разум, и такое разделение обусловлено в конечном итоге дуализмом и религией. В таком понимании слово «разум» относится к деятельности и свойствам мозга, которые люди пока не способны объяснить в физических терминах. Но такая позиция исходит и из предположения, что наука в принципе способна когда-нибудь дать нейрофизиологическое объяснение явлениям, которые люди сейчас называют психикой [104].

Ранее мы уже упоминали, что палеоневрологи пользуются своеобразной формой обратной френологии — изучают эндокраны ископаемых черепов (то есть внутреннюю часть черепа, а не наружную). Иногда эндокаст формируется естественным путем, когда череп заполняется природным материалом, который затвердевает, и получается слепок внутренней части черепа. Палеоневрологи также могут сами делать эндокраны. Ральф Холлоуэй приводит описание этой методики [105]. В начале процедуры череп заполняется несколькими слоями латекса. Затем, когда общая толщина латекса достигает 1–2 мм, череп помещают в специальную печь. После трех-четырех часов температурной обработки латекс извлекают из черепа. Холлоуэй пишет, что для предотвращения прилипания латекса к окаменелостям используется детская присыпка. Извлекают слепок через большое затылочное отверстие. После извлечения латекс сразу возвращается к той форме, которую принял внутри черепа.

Ничего плохого в такой обратной френологии на основе эндокранов нет, если палеоневролог помнит о том, что области мозга, выявляемые на их основе, позволяют делать лишь предположения, а не точные суждения или выводы о наличии или отсутствии определенных когнитивных и лингвистических способностей у обладателя конкретного черепа. Эндокраны не так информативны, как можно подумать, поскольку они мало что говорят о цитоархитектонике мозга, соотношении белого и серого вещества и различных типов клеток, например глиальных клеток и нейронов, а также о других аспектах анатомии мозга, в частности о плотности нейронов, — обо всем этом нельзя делать выводы по внутренней поверхности черепа.