Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

В процесс дрессуры писателей включаются критики, наследственно склонные к наказанию (просьба не путать с отрицательным подкреплением). И не как раздатчики пряников, но как мастера по избавлению автора от кнута. Им достаточно НЕ обругать автора, и тот уже счастлив. Аглая Топорова о романе А. Козловой «Рюрик»: «…можно говорить и об ангажированности книжного рынка, постоянно заставляющего новую Зулейху хлопать глазами на пару с ох…шим от очередной великой прозы читателем; и о желании самих авторов побыстрее слепить из говна пулю, особенно с прицелом на сериальчик; и о множестве внелитературных факторов – вроде того, что в литераторы у нас теперь, как раньше в учителя, в основном идут те, кто не пригодился ни в какой другой отрасли человеческой деятельности…».

Здесь читатель, несмотря на круто взятые вожжи, начинает догадываться, что все пороки, перечисленные Топоровой, прямо сейчас обернутся к автору другой стороной. Так и происходит: «Скорее всего, дело в том, что хороших книг и хороших писателей в принципе не может быть много. Но Анна Козлова несомненно принадлежит к ним». Затем текст как-то сплющивается, одна рецензия продолжается ссылкой на другую рецензию А. Топоровой, выложенную где-то еще… Ну а в рецензии на сайте «Национального бестселлера» остается фактически две фразы: «Козлова заходит гораздо дальше и продолжает уверенно двигаться в этом направлении (в сторону идеологии феминизма – И.Ц .). До Национального бестселлера (может, и не одного) она уже дошла, надеюсь, дойдет и до Нобелевской премии».

Действительно, кто только нынче до Нобелевской премии не дойдет – от нее, как говорится, не зарекайся. Все там будут, кого и открывать не стоит. За непреходящие инициативы в борьбе полов, рас и наций.

Но вернемся к отрицательным подкреплениям. Хоть и ругает Аглая Топорова Ш. Идиатуллина за незнание русского языка, явленное в романе «Бывшая Ленина» (каковой роман критик в рецензии упорно именует «Ули-ца Брежнева»): «Что такое «набуровить» и можно ли это сделать со щами, я просто не знаю, а вот «щи с горкой» – это уже что-то новое и в самой кулинарии, и в сервировке блюда… Впрочем, это только предположение, вполне возможно, что автор убежден, что создает настоящую современную литературу»… Неужто пороть будет? – изумляется читатель.

Увы. Не спешите предполагать, будто критик, нацеленный на отрицательное, а за ним положительное подкрепление, вот так возьмет и перейдет к наказанию. Не то у него амплуа, не те задачи: «И, кстати, будет не далек от истины: при всех своих недостатках «Улица Брежнева» – одна из лучших книг лонг-листа Нацбеста-2020».

Даже если критик окольно дает понять: опус безнадежен, впоследствии он же непременно гладит автора по шерстке. Эта тактика всплывает во множестве рецензий.

Александр Снегирев описывает бурлеск-гротеск о второй мировой «Сияние «Жеможаха» С. Синицкой: «По ходу чтения происходит интересное превращение читателя. Фыркающий с непривычки читатель, потихоньку начинает понимать, что пускай перед ним не очередное программное сочинение на тему мрачных времен, но нечто имеющее право на существование».

Действительно, бурлескные фантазии о миллионах смертей – это что-то новенькое, интересненькое. И нечего фыркать! Надо просто вчитаться. Как Снегирев. А если ты начинающий писатель, то заодно и получить положительное подкрепление идеи, что писать о настоящей истории своей страны старомодно, скучно и «программно». А заполошно врать, то бишь «искрометно фантазировать» значит вызвать интерес товарищей, «сидящих на толстых жураналах». Очень полезных товарищей. Современный писатель не дурак, он вполне поддается дрессировке!

Но вернемся к блокадным удавам С. Синицкой в трактовке А. Снегирева: «Затем читатель начинает ощущать, что это нечто не просто имеет право на существование, но и обладает весьма душераздирающими чертами, под конец читатель перестает быть прежним, озирается и понимает, что перед ним не просто книжка, а текст обладающий эффектом своеобразной призмы, сквозь которую исторические факты, точка зрения рассказчика, правда и вымысел, преломляются и соединятся в единый луч мифа».

Критик Снегирев, замечу еще раз, грамоте совсем не обучен – зато советы, во что читателю превращаться и как побыстрее забыть родную историю, давать горазд. Душераздирающие черты в едином луче мифа перепахали литератора Снегирева, поэтому он никогда не будет прежним. Хотелось бы верить, что данный товарищ изменится, может, даже и к лучшему, но… Старую собаку не выучишь новым фокусам, хоть как подкрепляй.

Точно такие же (только попроще, без диковатых метафор) обещания читателю дают и низкопробные масслит-отзывики. Не знаю, кто у кого перенимает, боллитра у масслита или наоборот, однако все эти «такой книги еще не было» и «эта книга взорвет вам мозг» давным-давно не относятся ни к откликам, ни к рецензиям. Разве что к рекламным фразам, не значащим ровным счетом ничего.

Бывает в паралитературном процессе и чрезмерное подкрепление, когда автора закармливают и захваливают. Вероятнее всего, от желания получить в свое время такой же неумеренный стимул – или попросту от неопытности. Опытный дрессировщик знает: натрескавшись, ленивая скотина вообще никаких команд выполнять не будет. Ляжет в угол и уснет счастливая.

Анна Жучкова, рецензируя произведение Е. Некрасовой «Сестромам» практически сразу переходит к пряникам. И каким медовым! «В этих эскизах, до рассказа «Сестромам», особого смысла нет. Они кажутся бормотанием, нагромождением, повторением – ходил-бродил, жгло-пожевывало. Ну а как, с языком не сроднившись, не соединившись, говорить-вещать? Никак. Зато после «Сестромама» книга не отпустит. С каждым следующим рассказом все свободнее дыхание, глубже проблематика, шире охват».

Но даже из этой медоточивости можно извлечь некоторую информацию. И она неутешительна: часть книги занимает не то дислексия, не то глоссолалия. Особенно если учитывать интеллектуальный уровень критиков, не владеющих не то что поэтикой, метафоризмом и проч., но и грамотой как таковой. Со вкусом, логикой и образованием у критиков плохо, поэтому потенциальному читателю следует внимательней вникать в цитаты, приводимые в качестве авторских находок, прорывов и инсайтов.

«Некрасова с короткими фразами. Парцелляциями. «Дедушка иногда приходил в машину просто посидеть и послушать радио, попредставлять, как он водит. Магнитолу он обычно вытаскивал и уносил, но вчера забыл. Белую кожу с маковыми родинками на потолке тоже поцарапали и полусодрали. От «копейки» несло – в салон не раз помочились».

Простите, а где тут парцелляции-то? – интересуется читатель, человек малограмотный, как полагает (надеется?) современный критик. Данная фигура речи состоит в том, что предложение интонационно делится на отрезки, графически выделенные как самостоятельные предложения. Вы видите здесь нечто подобное? Или все, что не достигает длины в пять строчек, является примером парцелляции?