Борис Соколов - Расшифрованный Гоголь. «Вий», «Тарас Бульба», «Ревизор», «Мертвые души»

Польский публицист и политик Ян Кухаржевский справедливо отмечал: «…Пусть автор, пытающийся изобразить русский антисемитизм как чуждый национальному духу, возьмет в руки «Тараса Бульбу» Гоголя с его Янкелем». Строго говоря, Гоголь по рождению был украинцем (или малороссом), хотя и стал великим русским писателем, а в «Тарасе Бульбе» речь все-таки идет об антисемитизме украинских казаков, которым он, без сомнения, был чрезвычайно свойствен. Не случайно же восстание запорожского гетмана Зиновия Богдана Хмельницкого, завершившееся присоединением («воссоединением») Левобережной Украины к Московской Руси, получило название «хмельничины» – первого геноцида против евреев, в ходе которого их погибло несколько десятков тысяч. Гоголь в «Тарасе Бульбе» повторяет байку XVIII века о том, будто евреи получали от «польских панов» в аренду православные храмы, а за ключи от них требовали специальную плату.

Антиеврейские пассажи из «Тараса Бульбы» с удовольствием перепечатывали коллаборационистские газеты на оккупированной немцами советской территории, причем не только на Украине.

Однако упреки, бросавшиеся Гоголю польскими критиками насчет того, что всю вину за противостояние с украинскими казаками он возлагает только на польскую сторону и показывает только жестокости, совершаемые поляками, явно несправедливы. Гоголь очень ярко живописует зверства казаков по отношению к полякам и евреям, пусть это и представлено как месть за обиды, нанесенные этими народами украинскому населению: «А Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег восемнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Кракова. Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие земли и лучшие замки; распечатали и поразливали по земле козаки вековые меды и вина, сохранно сберегавшиеся в панских погребах; изрубили и пережгли дорогие сукна, одежды и утвари, находимые в кладовых. «Ничего не жалейте!» – повторял только Тарас. Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями.

Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя.

«Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе!» – приговаривал только Тарас. И такие поминки по Остапе отправлял он в каждом селении, пока польское правительство не увидело, что поступки Тараса были побольше, чем обыкновенное разбойничество, и тому же самому Потоцкому поручено было с пятью полками поймать непременно Тараса». Героизм в повести соседствует с необузданной жестокостью. Гоголь не только передавал здесь реалии Средневековья. Он подобными внешними средствами хотел показать противоречия в душе Тараса, потому что так и не освоил психологические средства показа таких противоречий через внутренний мир героя.

Как мы уже отмечали, в качестве исторического источника для «Тараса Бульбы» Гоголь использовал «Историю Русов», изданную в 1846 году под именем православного архиепископа Георгия Конисского (1717–1795). На самом деле это было художественное произведение, созданное в конце XVIII века и замаскированное под летопись. Давно умершему епископу рукопись была приписана по цензурным соображениям, так как отличалась не только сильной антипольской, но и столь же сильной антимосковской тенденцией. Историки до сих пор спорят, кто был настоящим автором этой книги, выдаваемой за подлинную украинскую летопись XVI–XVIII веков (повествование доведено до 1789 года, а время создания рукописи «История Русов» обычно относят к 1810-м годам): называют просветителя и богатейшего украинского помещика Григория Андреевича Полетику (1725–1784); его сына Василия или даже самого канцлера императрицы Екатерины II Александра Андреевича Безбородко (1746–1799). Во всяком случае, не подлежит сомнению, что сей труд был создан только в конце XVIII века. Н. И. Костомаров не зря называет «Историю Русов» «мутным источником». Там был, например, такой фантастический рассказ, будто в 1515 году в битве запорожцев с татарами «гетман Ружинский выслал отряд конницы с приготовленными завременно бумажными ракетами, кои, будучи брошены на землю, могли перескакивать с места на место, делая до шести выстрелов каждая. Конница оная, наскакав на становище татарское, бросила их между лошадей татарских, причинив в них великую сумятицу». Получалось, что Украина – родина если не слонов, то, по крайней мере, боевого применения пороховых ракет. Во многом «История Русов» опирается на малодостоверные народные предания и легенды о невероятной жестокости обеих сторон во время польско-украинских войн, а также на фальсифицированные ее автором различные польские и украинские грамоты XIV–XVII веков, которые так никогда и не были обнаружены в польских и украинских архивах и противоречат всем реалиям того времени, к которому они отнесены. Возможно, их изготовляли таким же образом, как и приведенную выше мифическую грамоту о пожаловании шляхетства полковнику Остапу Гоголю. Однако вопрос о подложности «Истории Русов» был поставлен только в 1865 году, Гоголь до этого времени не дожил и в период работы над «Тарасом Бульбой» не сомневался в истинности сообщаемых в «Истории Русов» сведений. На самом деле это был превосходный литературный памятник пробуждавшегося украинского национального самосознания, но совершенно недостоверный исторический источник. Там, в частности, идеализировались как украинское казачество, так и период «гетьманщины» – кратковременного независимого существования украинского государства, созданного Богданом Хмельницким, а присоединение Украины к России в результате Переяславской рады рассматривалось как следствие обмана Хмельницкого царскими воеводами.

Замечу, что не один Гоголь был очарован «Историей Русов». А. С. Пушкин использовал ее для своего «Очерка истории Украины» (1831), а затем собирался опубликовать этот памятник, но не успел.

В «Истории Русов», с одной стороны, преувеличивались масштабы зверств в польско-украинских войнах, а с другой стороны, часто придумывались экзотические казни и пытки, которых на самом деле ни поляки, ни казаки не применяли, причем отнюдь не из-за врожденного человеколюбия, а просто по причине их сложности. В суровых военных условиях не было времени долго возиться с неприятелями, захваченными в плен. Так, из этого источника Гоголь почерпнул байки о медных быках, в которых шляхта живьем сжигала козаков, или о католических священниках, запрягавших в свои таратайки украинских женщин. Предание о страшном быке попало и в широко распространенные легенды о смерти Семена Наливайко, которого якобы сожгли в бронзовом коне или воле. О конце Наливайко так рассказывает Н. И. Костомаров в статье «Первые войны малороссийских казаков с поляками» (1843), основываясь на «Истории Русов» и народных песнях: «Патер Янчинский рассказывает, что во время содержания Наливайка в темнице над головою его день и ночь стояли воины с топорами; едва только он начинал засыпать, они тотчас пробуждали его обухом, и так мучили его разным образом. О казни всех четырех предводителей говорят разно. Янчинский рассказывает, что Наливайка посадили верхом на раскаленного железного коня и увенчали раскаленным железным обручем. Коссинский иначе повествует об их казни, – с ним сходно говорит и народная песня. Наливайка, Лободу, Мазепу и Кизима, при огромном стечении народа, бросили в медного быка; этого быка поджигали несколько часов медленным огнем, пока слышен был крик несчастных; потом пламя охватило всю махину, и когда потушили его и отворили медного быка, тела страдальцев обратились в пепел…