Виктор Улин - В начале было Слово

(Роман «Культур-мультур», 2001-2012)

В недобрые годы границы ХХ – XXI веков республикой Башкортостан (« малой родиной » автора этих строк) правил князь в высшей степени одиозный, сама память о котором не вызовет симпатии у нормального человека.

При нем, отдавшем цветущий край – богатый и природой и нефтью и людьми – на откуп своей родне и проложившем за годы власти едва ли не единственную приличную дорогу (от Уфы до своей деревни) во всей республике, имеющей площадь 143 000 квадратных километров, здесь совершился поворот « все вдруг » на 180 градусов.

Вся жизнь пошла в пещерную эпоху.

На местных телеканалах не звучали фортепианные концерты учеников Михаила Акимовича Зайдентрегера, не сияли солнечные картины Александра Даниловича Бурзянцева – торчали юрты из гнилого войлока да качались долбленые зыбки, вонючие на вид.

И раздавались не вечные на все времена слова башкирского поэта Мустая Карима, а косноязыкий бред временщиков, каких всегда находится достаточно.

И сам собой возник анекдот – кажущийся веселым лишь тому, кто не жил тогда и здесь.

Однажды правителю задали вопрос:

– N . N ., почему в Вашей республике даже писатели говорят, как питекантропы – « павлин-мавлин », « базар-вокзал » и т.д.?

– Почему?..

Владыка наморщил лоб.

-…Да вот такой у нас тут культур-мультур…

* * *

Именно этот анекдот всплыл из памяти, когда моя давняя подруга Светочка Смирнова дала почитать роман моего давнего друга Айдара Хусаинова, носящий название

«КУЛЬТУР-МУЛЬТУР»

* * *

Именно в мужском роде и именно с добавкой « мультур » видится ужасающая по своей достоверности « культура » города Уфы, которую показывает нам писатель через взгляд не слишком счастливого литератора Багрова – в котором до мельчайших черточек я узнаю самого автора.

Поначалу роман вызывает ассоциацию с « Мастером и Маргаритой ».

Ведь даже магазин « Оптика » на перекрестке улиц Ленина и Октябрьской революции (в котором еще мама заказывала мне очки…) описан с той же детальностью, с какой в культовом романе нарисован « Грибоедов » (нынешнее главное здание Литинститута).

(В отличие от не описанного корпуса заочного отделения: в те времена даже Булгаков не мог знать, что спустя годы там будет жить всемирно известный Литинститутский дворник писатель Андрей Платонов…)

Но ассоциация приходит лишь в первых строчках, тает по мере чтения и полностью пропадает в конце.

Ведь роман Булгакова при всей сатиричности наполнен светлой силой, да и в финале раздается всем сестрам по серьгам: опереточные злодеи наказаны, опереточные добродетели вознаграждены.

А у Хусаинова все далеко не опереточно и безысходно с самого начала.

Роман « Культур-мультур » при внешней бесшабашности художественной ткани – это трагедия.

Трагедия не в античном смысле – не противоречие живых человеческих чувств и химерического « долга » – а конфликт куда более глубокий.

Трагедия неприятия бытия.

* * *

Как не может не быть трагедией жизнь художника, которого чорт догадал родиться в России с душою и талантом – о чем еще 200 лет назад говорил Александр Сергеич Пушкин.

* * *

С Айдаром Хусаиновым мы знакомы давно – как и со вторым моим другом тех времен Иосифом Гальпериным – года с 1987.

Увы, начало нашего знакомства никакой дружбы не предвещало.

В те времена я писал статьи да очерки, будучи внештатным корреспондентом городской газеты « Вечерняя Уфа », о чем рассказано в мемуаре « Юрий Федорович Дерфель поддержал под локоток ».

Но все-таки уже начинал осмысленную литературную деятельность, хоть не думав еще ни о Литинституте, ни о чем-то дальнейшем.

Заглядывал в русскую секцию Башкирского отделения Союза писателей СССР – в старинный особняк на улице Коммунистической, бывшей Сталина – и участвовал в молодежных играх, поскольку сам был почти молодым.

В « Вечерней Уфе » литературной работы не велось, она кипела при другой газете, в том же редакционно-издательском комплексе, именуемом « Домом печати ».

В нашем городе выделялись три русскоязычных периодических издания.

Моя « Вечорка » старалась оставаться в нейтралитете, не отклоняясь ни вправо, ни влево – чтобы быть понятой всеми кругами читателей.

Партийная « Советская Башкирия » (позже положившая партбилет и ставшая « Республикой Башкортостан ») была официозной, то есть сухой и скучной. Она несла в массы регулярные постановления правительства, политические новости, нескончаемые вести с действительно бесконечных полей – ее выписывали по разнарядке, читали по необходимости.

Комсомольский по статуту « Ленинец » в те годы стал диссидентским, тон там задавала экзальтированная молодежь, следовавшая извечному российскому принципу:

«сперва разрушим все, что есть – затем подумаем, что будет».

Отношение нему в массах было диаметральным.

Одни вдыхали свежий ветер перемен, считали « Ленинец » Газетой и принимали его за истину в последней инстанции.

Другие полагали идеологический раскол вредным всегда и везде еще с эпохи Крестовых походов – видели в этом органе газетёнку и между собой именовали « Хренинцем ».

При «Ленинце» с давних времен существовало сильнейшее русское литобъединение, руководимое по линии ВЛКСМ писателем Рамилем Гарафовичем Хакимовым.

Человек талантливый и цельный, он вывел в литературу немало моих земляков.

(Например, из года в год в местном « Башкнигоиздате » выходили составленные им сборники прозы молодых авторов, конструктивно именовавшиеся « Истоками ».)

Я писал о том в своей юбилейной статье для « Вечерней Уфы ».

Моя первая прозаическая публикация в 1991 году – рассказ « Место для года » в той же газете – произошла при содействии Рамиля Гарафовича и с его вступительным словом.

Но увы!.. В те времена Хакимов уже был нездоров, устал от подвижнической (и не всегда благодарной!) работы, насмерть перессорился с БО СП и – будучи умным – наверняка понимал как бесперспективность прежних методов, так и отсутствие новых.

И потому в те дни литобъединением при « Х***це » заправлял другой человек.

* * *

Его нет на этом свете, но я не могу писать с пиететом.

Он был литературным критиком при « Вечерней Уфе ».

В позднейшие времена вел некий « Литальманах » уже там, выпускал какие-то окололитературные сборники под странноватым для творческого процесса названием « Сутолока ».