Вячеслав Меньшиков - О высоком достоинстве слова

Самая содержательная статья, поданная читателю в дурной литературной форме, так же плоха для газеты и читателя, как и бессодержательная статья, преподнесенная в блестящей форме.

Нужно писать только самое острое, самое нужное, самое отчаянно важное.

Я не только литератор, но и журналист…

Никакой жанр литературы не противопоказан газете.

Если говорить о методах приближения литературы к жизни, то нет для этого лучше средства, чем публицистика. Ведь газетная статья, написанная с увлечением и страстью (без чего публицистика немыслима), непременно потянет за собой рассказ, пьесу, стихи или роман, подобно тому, как маленький шелковый комочек первым выскакивает из мешка и потом вытягивает за собой весь величественный и громадный купол парашюта.

Нет оправдания тому, что ты, газетный работник, не знаешь русского языка, не знаешь литературы, философии, истории. Мировые события нарастают с такой быстротой, что наша печать должна быть готова к ним гораздо раньше, чем это кажется. Иначе будет поздно оттачивать стилет.

Почему наша кипучая, молодая, творческая, громадная, своеобразная жизнь теряет на страницах некоторых газет свои краски, приобретает скучное, заштампованное лицо? Разве у нас нет творчества, бьющего через край? Разве у нас нет умного, богатого, гибкого, роскошного языка, более богатого и гибкого, чем какой-либо из европейских языков?

Почему мы должны скучно скрипеть перьями, когда наши идеи, мысли, образы, должны греметь, как золотая труба…

Внешний вид газеты, яркий и энергичный, тоже придает газете немалую цену.

Журналистика изнуряет, может быть, распыляет человека, но она же сближает автора с читателями и помогает автору в его поэтическом творчестве.

Что дает нам школа газеты? Она вырабатывает самые дорогие качества, необходимые художественной прозе: краткую форму, точность выражения, ясность мысли.

Без увлечения своим делом, без страстности и накала нет журналистики.

Для публициста, кроме знания потребностей общества, нужно также понимание форм, по которым движется общественный прогресс.

Я – газетчик…

Многословие – бич нашей газетной, и не только газетной, литературы.

Газету порой раскрываешь с большим нетерпением, чем письмо, – от газеты зависит судьба каждого.

Журналист должен быть и гражданином своей страны, и психологом, и поэтом.

Если от свободы отрезать кусочек, то вся свобода перейдет в этот кусочек.

Слово отражает мысль: непонятна мысль – непонятно и слово.

Ни слово без идеи, ни идея без слова родиться не могут.

Изучению философии должно предшествовать изучение грамматики, так же как изложению философии должно предшествовать умение ясно, понятно и толковито изъясняться на своем языке.

Бедность языка происходит от бедности наблюдений, от незнания материала.

Язык русский упрям: без постоянного труда не переупрямить его. Необходимо писать каждый день, то есть работать над языком. Язык – инструмент; едва ли не труднее он самой скрипки. Можно бы еще заметить, что посредственность как на одном, так и на другом инструменте нетерпима; но боюсь огорчить и себя, и многих товарищей, словесных скрипачей.

Слов немного, но они так точны, что обозначают всё. В каждом слове бездна пространства: каждое слово необъятно.

Опасно шутить писателю со словом. «Слово гнило да не исходит из уст наших!» (Еф. 4, 29).

Обращаться со словом нужно честно.

Если слово выражает не истину, то и разум не имеет средств сознавать ее, ибо слово – представитель того, как понимает разум.

Слово – одежда всех фактов, всех мыслей.

Все слова рождены деянием, трудом, поэтому язык является костью, мускулом, нервом, кожей фактов, и поэтому точность, ясность, простота языка совершенно необходимы для того, чтобы правильно и ярко изображать процессы создания фактов человеком и процессы влияния фактов на человека.

Мы должны добиваться от слова наибольшей активности, наибольшей силы внушения, мы добьемся этого только тогда, когда воспитаем в себе уважение к языку, как к материалу, когда научимся отсевать от него пустую шелуху, перестанем искажать слова, делать их непонятными и уродливыми.

Литератор работает со своим опытом, который он облекает в слово. Язык – это его инструмент.

Надо учиться языку, надо расширять свой лексикон, учиться облекать свои впечатления в более совершенную форму, в яркую, простую, точную форму. Это и будет то, что требуется.

Не умея держать в руке топор, – дерева не стешешь, а не зная языка хорошо, красиво – просто всем и понятно, – не напишешь.

Нет слова, нет и образа.

Мало ли что и мало ли как говорят в нашей огромной стране, – литератор должен уметь отобрать для работы изображения, словом, наиболее живучие, четкие, простые и ясные слова.

Слово, слово – великое дело!

Понятно, что чем гибче, чем богаче, чем многоразличнее мы усвоим себе тот язык, на котором предпочли мыслить, тем легче, тем многоразличнее и тем богаче выразим на нем нашу мысль.

Язык есть, бесспорно, форма, тело, оболочка мысли…

Не надо нам слова гнилого и праздного, погружающего в самодовольную дремоту и наполняющего сердце приятными мечтами, а нужно слово свежее и гордое, заставляющее сердце кипеть отвагою гражданина, увлекающее к деятельности широкой и самобытной.

В простом слове язык отличается своею простотою и непринужденностью, в противоположность книжной искусственности.

Слово не есть наша произвольная выдумка: всякое слово, получающее место в лексиконе языка, есть событие в области мысли.

Человек более отличается от других животных словом или языком; следственно, наука языка есть истинно человеческая и важнейшая.

Богатство языка есть богатство мысли.

Что же есть достойного человека? Что может он произвести не подверженное разрушению веков? Его слово, его мысли – вот одно творение, дающее цену человеку и избавляющее его от совершенного разрушения: вот одно произведение, которое борется с веками, приобретает их ядовитость, торжествует над ними и всегда пребывает столь же ново и сильно, как и в ту минуту, когда рождено оное человеком.