Владимир Рак - Боже, научи меня говорить

На языке, в те времена ещё сигнальном, огонь называли словом «фр-рь» – по аналогии с полётом птицы. Он был вещью настолько загадочной, что можно было просто сойти с ума от непонимания. От сумасшествия первобытного человека спасла лишь способность к аналогии. Сравнив горящий огонь с летящей яркой птицей-петухом, он нашёл для себя хоть какое-то объяснение этого загадочного явления. Конечно же, он не думал: «А сравню-ка я огонь с чем-то, и дело сделано». Сравнение произошло интуитивно, без участия логики. Человек просто пытался понять и объяснить для себя некое явление – и объяснил как мог.

Способности пересмешников к осмысленному подражанию животным развивались. Свои наблюдения они продолжали в повседневной жизни: наблюдая множество раз, как зебра убивала копытом гиену, пересмешник долго разглядывал в своей руке камень, которым он раньше защищался, дробил орехи и семена. Затем по аналогии с копытом он привязал его к древку – так появился первый каменный топор. По своей сути это был не топор, а скорее палица; за счёт рукоятки-рычага сила удара камнем возросла в несколько раз. Теперь пересмешник мог померяться силами с любым хищником. Первобытная каменная палица совершенствовалась многие тысячелетия до тех пор, пока из обычного камня на древке она не превратилась в рубящий инструмент – топор. Подобия того каменного топора, а именно палицы, сохранились до наших дней. Вспомним всевозможные кистени и обычные палки с железными навершиями, которые лежат в музеях, – ещё недавно их у людей было множество.

Наблюдая, как быки защищаются рогами от хищников, пересмешник обратил внимание на свою палку, которой выкапывал коренья. Этот дикарь был очень талантливым и сообразительным малым. Он взял рог с головы павшего быка, надел на свою палку, и у него получилось подобие копья. Теперь кол с острым рогом на конце стал использоваться для защиты от хищников. Это оружие будет модернизироваться многие тысячелетия, пока не превратится в знакомое нам копьё.

Внимательно наблюдая за тем, как ловко цапля ловит рыбу и лягушек, пересмешники долго разглядывали клюв погибшей птицы, а затем создали костяной гарпун и острогу. Клюв цапли имеет острые зазубрины, что помогает ей удерживать добычу. Люди опять применили принцип аналогии.

Пересмешники научились отличать стада рогатых животных от просто копытных. Когда бежит стадо рогатых животных, раздаётся характерный треск. Они трещат рогами, задевая друг друга, и попадаться на пути бегущего стада очень опасно. Животные бегут по саванне настолько плотно, что растаптывают всё живое на своём пути. Земля гудит и дрожит от стремительного движения этой массы, и гул распространяется далеко. Словно сама земля издаёт этот вибрирующий звук. Для пересмешников он стал восприниматься как очень важный и ёмкий. Они научились произносить его примерно так, как мычал тур: «м-м».

На этом продолжительном этапе пересмешники вплотную подошли к созданию осознанной сигнальной речи путём подражания окружающим звукам и озвучивания своих собственных чувств. Они ещё не могли думать, но испытывали совершенно определённые чувства и реагировали на них. Раздражение выражалось рыком, боль – визгом, а удовольствие – урчанием. Сигналов, осознаваемых как подражание, было много, а приобретались они, как всегда, в наблюдении за дикой природой.

Лошади и зебры мирно паслись, не представляя для пересмешников опасности. Раздавалось их характерное фырканье, издаваемое губами; у лошадей, зебр и куланов звук «пр-рь» – это сигнал спокойствия. И для пересмешников он стал означать то же самое. Скоро и самих лошадей они станут называть «пр-рь».

Слоны своими хоботами подали пример того, как можно использовать руки. Не зря слон с немецкого языка переводится как «помогающая рука»: елфь – помощь, hанд – рука. Эти два слова, соединившись, образовали третье – елефанд, то есть слон. Интересно, что на древнерусском языке слон тоже называется словом, похожим на немецкое и английское, – елепанд.

С особенным вниманием пересмешники относились к птицам. Им было непонятно и удивительно, как эти создания плывут по воздуху. Зрелищем можно было только восхищаться и говорить вдогонку: «Фр-рь». Большинство дикарей уже понимало: если соплеменник произносит слово «фр-рь», речь идёт о птичьем гнезде с яйцами – желанном лакомстве. Чёрно-белая сорока своим криком указывала пересмешникам, где находится подраненное или погибшее животное. Люди следовали на крик сороки, возбуждённо повторяя её цоканье, и находили пищу. В других случаях люди слышали «чекающие» звуки птиц, когда подходили к их гнезду. Птица слетала с него и, находясь поблизости, пыталась отвлечь внимание людей своими тревожными криками. Часто птица, слетев с гнезда, изображала подранка, пытаясь таким образом увести опасность в сторону от потомства. Все эти птичьи уловки производили обратное действие: люди понимали, где птичье цоканье или чеканье, там обязательно есть гнездо с яйцами или птенцами. Это настолько усвоилось, что стоило кому-то поцокать сквозь зубы, махнув рукой, как все понимали: речь идёт о направлении, в котором находится гнездо. В конечном счёте кладку яиц находили, и люди опять повторяли своё «ць-ць», но теперь этот звук издавался от высасывания содержимого яйца. Мы до сих пор выпиваем куриные яйца с подобным звуком, прислушайтесь внимательно.

Пересмешники научились использовать острый камень-рубило, что позволяло им дробить крупные кости животных, которые не могли осилить клыки гиен и даже львов. Нередко можно было наблюдать картину: львы, терзающие свою добычу, и сидящие на почтительном расстоянии первобытные люди, ожидающие конца пиршества. Когда львы заканчивали пировать, наступала очередь людей. Они дробили каменными рубилами самые массивные мослы, извлекая из них костный мозг. Это пиршество сопровождалось звуками довольного урчания и порыкивания, а спустя какой-то промежуток времени уже и вполне осознанными словами «мць-гя» – мозги – и «мць-ля» – мослы.

Молодой слон погиб утром. Накануне вечером это огромное, но неопытное создание неосторожно приблизилось к туру, огуливающему молодую тёлку. Тур был ослеплён похотью, рыл копытами землю – так, что её комья разлетались в разные стороны. Глаза быка были налиты кровью, а шея напряжённо изогнута. Голова гиганта с двухметровым размахом рогов была пригнута к самой земле. Готовый в любую секунду отразить атаку соперника, бык шумно всхрапывал, раздувая пыль, сопел и снова принимался обнюхивать вожделенную тёлку. Слон мирно проходил мимо этого любовного ристалища и случайно зашёл в круг, вытоптанный копытами тура. Ослеплённый яростью бык мгновенно атаковал подростка – он реагировал не на слона, а на движение. Удар рога пришёлся в нижнюю часть брюшины слона и пропорол толстую кожу его живота настолько, что его окровавленные внутренности вывалились наружу. Смертельно раненный слон, пошатываясь, побрёл к своему стаду, которое так опрометчиво оставил, а тур в приступе бешенства продолжал копытить свой любовный круг. Подранок доплёлся до отдалённого кустарника, где паслись слоны, и привалился боком к стволу толстой акации. Он издыхал. Стадо сгрудилось вокруг своего младшего собрата, но ничем помочь ему не могло. К раненому животному подходил то один слон, то сразу несколько. Подростка обнюхивали, касались хоботами его ушей, как бы поглаживая их, но всё было тщетно, и к утру бедолага пал. Слоны ещё долго топтались вокруг своего погибшего товарища, тревожно и жалобно трубя, как бы отдавая ему последний долг, и наконец ушли.