Иосиф Ольшаницкий - Загадки русского заполярья

Так возникают очередные множества производных в плохо прослеживаемых производных цепочках: ВЕРХОВОЙ, СВЕРХУ, СВЕРГнУТЬ, СВЕРнУТЬ, ВЕРЧЕНИЕ, ВРАЩЕНИЕ ,ВЕРТЕТЬ, ВОРОТИТЬ, ВОРОТА (Карские).

Приставки поразительно влияют на смысловые оттенки новых производных. Не сразу видна этимологическая связь даже между такими словами как СОВЕРШЕНСТВО и ВЕРШОК ('от горшка два вершка').

Лексика русского языка таким образом множится как воды потопа.

Отложим не надолго в сторону карты российского Заполярья с таким 'странными' названиями как ВЕРХОЯНСКИЙ ХРЕБЕТ, СЕВЕРО–СИБИРСКАЯ НИЗМЕННОСТЬ, ЗАПАДНО–СИБИРСКАЯ РАВНИНА, УРАЛЬСКИЕ ГОРЫ, БОЛЬШЕЗЕМЕЛЬCКАЯ ТУНДРА И С ДРУГИМИ ТАКИМИ ЖЕ названиями (!?) РЕК, ОЗЕР, ПОЛУОСТРОВОВ И ОСТРОВОВ КРАЙНЕГО СЕВЕРА И ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА.

Взглянем на карту мира и удивимся ещё более. Слов и названий, не относящихся к подобным, как мы постепенно убедимся вскоре, оказывается почему–то поразительно мало. Это же смешно! Не правда ли?

Упомянув ДАЛЬНИЙ ВОСТОК, помянем и БЛИЖНИЙ ВОСТОК, и СРЕДНИЙ ВОСТОК.

Отбросив окончание ИЙ и суффикс Н, (о еврейском происхождении которых уже хотя бы в скользь было упомянуто выше, например, по поводу слов ВЕРХОВОЙ, ВЕРХОВНЫЙ) сейчас, обратим внимание на слово БЛИЖЕ,отбросив и его окончани Е, до которого ещё дойдём. Здесь Б — это бывшая еврейская приставка Б (буква Бэт, Вэт), которая превратилась в русскую приставку В того же смысла (или в предлог). Старорусские памятники письменности в большей мере, чем современный язык, сохраняют еврейские следы происхождения русского языка:

'ВЕДАЙ ЯКО ХЛЕБ СВЕРШЕН: ЕСТЬ БО МУКА АКИ ТЕЛО, А КВАС АКИ ДУША, А СОЛЬ АКИ УМ, ВОДА ЖЕ АКИ УМ ЖИВОТ'. Этот старинный рецепт помещен на наклейке к 1,5–литровой бутылке ржаного кваса, русского, с хреном ('КВАСПРОМ'. Россия, Москва, ул. Чаянова, дом 14 . тел. 095–958–50–52). Каждое слово в этой фразе интересно в связи с поиском еврейских следов происхождения русского языка.

Пока отметим лишь слово БО - 'в нём', — построенное чётко по правилам древнееврейского языка. Точнее, оно не построено, а просто заимствовано из еврейской речи, но в этой форме оно не сохранилось в русском языке.

В слове БЛиЖе старинный корень ЛиЖ. Он по сути тот же, что и ЛяЖ в слове ЛяЖь, или ЛеЖ в слове ЛеЖи, или ЛоЖ в слове ЛоЖи, или даже ЛуЖ в слове ЛуЖа (в луже случается кому–то лежать). В корне Л–Ж здесь меняются лишь огласовки первого согласного, впрочем, и второго тоже. Слова ЛяЖь–ка и б–ЛиЖе происходят от ивритского 'лежать' Л(и)ШК(а)В, (корень: Шин–Каф–Вэт). Хотя в данном случае русская частица КА возникла из звучащей так (да ещё под ударением) составляющей еврейского слова, вообще–то эта частица в русском языке происходит от еврейского суффикса притяжательности Ха(Хаф,Каф) в словах второго лица ед.числа,таких как ШЕЛЬХА 'твой', ОТХА 'тебя', и т.д. При образовании русского ЛяЖь–ка из еврейского ЛиШКаВ на протяжении трудного пути кристаллизации русского языка из хаоса подражаний и говоров было много постепенных изменений. Последний согласный В как обычно отпал от корня вовсе (вследствие невнятных произношений), зато бывшая еврейская приставка Л стала восприниматься как корневой согласный уже русского корня. Предпоследний согласный К еврейского слова в огласовке а, вышедшей из–под ударения, стал восприниматься на слух как частица КА, которая вообще–то в русском языке имеет иное происхождение. Звук Ш еврейского слова в данном случае превратился в звонкий звук Ж, которого вообще нет в иврите. Ударение сместилось на огласовку согласного Л, поскольку русский корень стал однослоговым . При этом ранее неопределенного звучания огласовка этого согласного приняла самый зычный вариант — Лиа, Ля, тем более в повелительном наклонении. Огласовка этого согласного без эталонов 'правильного' произношения искажалась всеми хаотически, пока не сложились, пожалуй, случайные традиции произношения сходных слов в разных говорах.

Образцами 'правильности' становились столичные варианты произношения, приемы словообразования и построения фраз, заметно менявшиеся даже на протяжении одной жизни человека. Нормы и правила в русском языке возникали при устном общении, но эталонами для всех постепенно становились примеры написания слов людьми на государевой службе.

Церковный язык все более отставал в своих возможностях от потребностей бытового общения и письма. Приемы словесного общения в быту накапливались так же, как в наше время накапливаются приемы изложения узко профессиональных тем. Всего несколько веков тому назад возможности русской речи (которую, чем глубже в древность, тем менее уверенно можно называть языком) были очень ограничены.

Как и профессиональное изложение специфической темы без накопленной терминологии невозможно, так даже и бытовое мышление было убого в начальные периоды возникновения русской речи, которая со временем развилась в один из самых , если не самый гибкий язык мира.

Особенно способствовали накоплению возможностей русского языка приемы изложения, выработанные лучшими русскими писателями 19 века. Далее язык развивался еще стремительнее, — под влиянием потребностей века XX–го.

На стр. 21 своей книги 'Слово о словах', Л., 1962 г., Л. В. Успенский писал:

'Так А. С. Пушкин излагает нам легенду о смерти Олега Киевского, излагает великолепным русским языком. А вот другой рассказ о том же легендарном происшествии.

'И приеха Олег на место, идеже бяху лежащие кости его (коня — Л.У. ) и лоб гол и воступи ногою на лоб; выникнучи змея и уклюну и в ногу и с того разболевся умьре'.

На каком языке это написано? По–польски, по–чешски? Нет! Перед нами тоже прекрасный и правильный русский язык, но такой, каким пользовались наши предки за семь–восемь веков до Пушкина'.

Вот здесь придется не согласиться со Львом Успенским. Прекрасным и правильным русский язык стал благодаря и А.С.Пушкину, и еще многим и многим творцам русского языка. То, что цитирует Успенский, написано по–русски, но это еще не русский ЯЗЫК, а всего лишь ещё очень несовершенная русская РЕЧЬ.

Не только за 7–8 веков до Пушкина она всегда у всех и всюду была разная, — без каких–либо четких правил или хотя бы эталонов правильности. 'Правила' для 'древнерусского языка' создавались исследователями старины совсем недавно, и эти 'правила' не соответствуют действительным текстам памятников письменности. Называть еще не развитую речь древних русов 'прекрасным языком' - это даже не дело вкуса. Слог 'Повести временных лет' только тем прекрасен кое–кому, что он мало понятен ныне живущим.

Эта 'Повесть' , как выясняется, была написана приблизительно в XVI в. (А. Бушков) - вовсе не так давно, как считалось, а те всего лишь несколько существующих, кратких памятников русской письменности, самых древних, с 11–го века - с великим трудом были якобы расшифрованы лишь учёными. За 7–8 веков до Пушкина такого русского слога, который так восхваляет Л. Успенский, ещё не было. Гладко повествовать по–русски было тогда пока ещё вообще невозможно, даже устно.