Джабраил Мурдалов - Неизвестный Поэтъ XIX века. Памятник Поэзии

Становится миромъ чудеснымъ

Въ земное сводя и небо и духъ,

Земное равняя с небеснымъ

И даже могилы волшебнымъ жезломъ

Онъ въ жизнь одеваетъ младую,

И въ хладе земли, съ гробовымъ червякомъ

Онъ мысль съединяет живую…

Такъ дышутъ они – идеалы ума. —

Любовью на всё безконечной,

Бледность предъ ними природа сама,

Какъ время предъ жизнию вечной

Весной вечно-юной природу даритъ

Ихъ вымысловъ духъ животворный…

Имъ ядъ Эвмениды и прелесть Харитъ,

И ужасъ, и радость покорны.

И тени и светъ; и небо и адъ

Сливаютъ они на свободе,

Ихъ миръ изумляетъ и сердце и взглядъ

Соперниковъ нетъ имъ въ природе!

Созданный идеей встаетъ человекъ

Не смерти разслабленнымъ сыномъ,

Но славой высокой украшенный въ векъ

Небесъ и земли исполиномъ.

А женщину, – деву ль создастъ идеалъ. —

То все улыбнется ей страстно.

Такой красоты человекъ не видалъ, —

Ни въ сне, ни въ сказке прекрасной

Люблю идеалы, люблю ихъ напевъ

Про небо, миры золотые,

Про гордыхъ мущинъ, приветливыхъ девъ,

Про горы, долины земныя.

Прослушал бы вечно ихъ песню любви

Въ ней много сердечной услады,

Тревожатъ они помышленья мои

И грудь исполняютъ отрады.

Души идеалы небросьте певца.

Онъ мыслью вамъ преданъ своею

Пусть вами живетъ и поетъ до конца

Доколе ему – чародею

Чреда ненастанетъ въ могилу упасть

И въ мраке исчезнуть глубокомъ

Доколь неприсудитъ забвения власти

Сравнять и курганъ надъ пророкомъ.

Прекрасный край, счастливый край,

Украинские поля!

Земной эдем, земной мой рай,

Туда поеду я!

Там мило все – и неба цвет

И воды и земля!

Туда скорей, скорей… ах, нет

То рай не для меня

Что там найду? – веселый круг

Там нет моих друзей!

Любви ль привет? В толпе подруг

О мне кто вспомнит ей!

И как мне ждать, как верить мне

Найти любви привет,

Когда в родимой стороне

О мне и мысли нет! —

К брегам Невы, в холодный край

Помчусь скорее вдаль:

Прощай эдем прощай мой рай

Мне спутница печаль.

Упершись пятой въ глубокие бездны,

Главу онъ покоитъ въ выси поднебесной.

Обвито ело ледяною чалмою

И кудри на плечахъ широкой волною;

Небрежно окутанный снежной порфирой

Стоитъ онъ могучий, какъ памятникъ мира.

Остатокъ величия прежней природы

Свидетель покойный паденья вековъ!

Развей предо мной ты бывшие годы

Годину добра и годину свободы,

Скажи ты мне повесть о давнемъ быломъ!

Какъ прежде зналъ миръ нашъ?

Грозой промчались вы свободные сыны

Наездовъ, вольности, и жизни полудикой!

Где дикий вашъ табунъ, где ваши курени

И подвиги борьбы и сильной и великой?

Исчезли въ какъ шумъ дробящейся волны?

Какъ битвы бешенной отчаянные крики

И что жъ осталось от вашихъ идоловъ войны?

Могилы на степяхъ! – вотъ ваши обелиски…

Не стало васъ – забыли васъ потомки,

Минувшей вольности обломки!

И въ косы мирные сковали вашъ булатъ!

Проснитесь слабые, сломайте ваши цепи!..

Пусть закаленые мечи опять заговорятъ!

И крови вражеской наполнитъ наши степи.

Закрылась луна серебряной фатой

Потускли лики звезд на небе голубом,

Туман раздвинулся и жизнью молодой

Горит опять заря на степи огневом,

Восток загружен, облит златистою влагою.

Сияет чудный мир гребнистых облаков

Еще мгновенье. С проснувшейся землей.

Цалует гигант сияющим лучом.

Сорвал он черный флер ревнивою рукой.

И вновь блестит земле волшебной красотой

Ожил угрюмый лес и засеребрились волн

Звучит вновь соловей гармонией святой.

И пахарь стопой?

Невесело бегут по светлой влаге челны…

Ты был весел той порой —

Как на конях казаки

Гарцевали пред тобой

И стекалися в полки.

Как с отвагой удалой

В бой кидались старики

И над родиной святой

Ветром вели бунчуки;

А теперь т дик, угрюм;

Что жь, причиной грустных дум?

Не давайся ты печали, невеселью старика.

Уж до близкой смерти вряд ли

Приголублю старика!

Синее небо, черная степь,

Я навещалъ васъ недавно! —

Вспомнилъ, какъ Ляха злобнаго цепь

Васъ тяготила бесславно;

Вспомнил, как часто воинтсвенный гулъ

Степи тревожилъ, и крови лилъ реки;

Вспомнилъ казачества буйный разгулъ,

Здесь схороненный на долго, на веки!..

Вырвалъ, изъ рукъ седой старины,

Свитокъ сказаний заветныхъ;

Вамъ долголетье, воли сыны,

Въ песняхъ потомковъ приветныхъ!

Славному слава! – Волны временъ

Все подмываютъ, рушатъ, уносятъ;

Только деянья славных племен,

Въ грозномъ величьи, къ потомству возносятъ!

Многое вспомнилъ!.. и стало мне жаль

Васъ, безграничные степи!

В сердце запала раздумья печаль,

Мысли опутали цепи! —

Небо и степи! – Вами взволнованъ

Былъ вдохновительно я!

Стихъ поминальный вамъ уготованъ

Отъ чужеземца меня! —

Съ вами прощаясь, грудь надрываясь,

Въ душу теснилась печаль;

Ехалъ я ночью – степь мне казалась,

Будто бы вечности даль!

Грустно было!.. Дух угрюмый

Овладелъ мной въ этотъ мигъ,

И напевъ народной думы

Мне насвистывалъ ямщикъ!

Звукъ налегъ свинцомъ на сердце,

Мне напомнил о быломъ —

И нашелъ единоверца

В сердце пламенном моемъ! —

Въ исторьи древней, средней, новой,

Нетъ, къ сожалению, следовъ:

Кто заслужилъ венокъ лавровый,

Кто основатель пикниковъ.

Известно всемъ, кто первый шпагу

На горе выковать успелъ;

Известно также, кто бумагу,

Кто буквы первый изобрелъ.

Хотя же имени не знаютъ

Того, кто выдумалъ пикникъ,

Что онъ былъ истинно великъ.

Какъ смертные отъ шпагъ страдаютъ

Возьмемъ въ примеръ хоть Новый годъ;

Хоть плачь: всем шпаги прицепляютъ

И посылаютъ всехъ въ походъ

Не меньше бедъ и отъ бумаги,

И отъ пера и отъ чернилъ.

«Перо стократъ опасней шпаги!»

Мудрецъ какой-то говорилъ.

А типографии? О Боже!

Они ужаснее чумы!

Зоильство, зависть, брань!… по коже