Н. Воронцова-Юрьева - Другой «Идиот»: истинный и правдивый, печальный и фантастический. Книга 1. Князь Мышкин: Крест и Голова

– Я, н-н-нет! Я ведь… Вы, может быть, не знаете, я ведь по прирожденной болезни моей даже совсем женщин не знаю.

Выдуманная на скорую руку отговорка князю понравилась – она навсегда избавляла его от ненужных вопросов. И в кабинете у генерала Епанчина он эту отговорку повторит.

А так-то жениться ему вполне можно было. Никто бы не запретил. И здоровье позволяло. И либидо присутствовало.

Именно страстную любовь, плотское, физическое влечение, князь испытывает и к Аглае. Правда, смириться с пониманием этого ему было трудновато. Мешала привычка относиться к женщине исключительно как к некой отвлеченной даме сердца. Ну и болезненное нежелание становиться взрослым тоже играло здесь немалую роль, хотя годы в этом смысле, как ни сопротивляйся, все равно брали свое, тут уж ничего не поделаешь.

В общем, «если бы кто сказал ему в эту минуту, что он влюбился, влюблен страстною любовью , то он с удивлением отверг бы эту мысль и, может быть, даже с негодованием» (курсив мой).

Вот оно как. И ни слова о болезни!

В своей книге «Тамплиеры» П. П. Рид цитирует устав храмовников: «Целомудрие, то есть целибат, для рыцарей было одним из первейших требований: «Воздержание суть сердечное спокойствие и здоровье тела. Те из братьев, кто не примет обета воздержания, да не обретут вечный покой и не сподобятся лицезреть Всевышнего, ибо воззвал апостол: «Несите всем мир и храните чистоту», – а без сего никому не дано увидеть Господа нашего» 3).

Таким образом, устав тамплиеров утверждает: целомудрие для рыцаря является чистотой, необходимой, чтобы узреть Господа, для чего эту чистоту и следует хранить. Именно этот постулат и озвучивается в романе – когда Аглая, рассуждая о «рыцаре бедном», чуть ли не откровенно имеет в виду смущенного ее намеками Мышкина (курсив мой):

Поэту хотелось, кажется, совокупить в один чрезвычайный образ всё огромное понятие средневековой рыцарской платонической любви какого-нибудь чистого и высокого рыцаря ; разумеется, всё это идеал.

Как видим, в этой фразе платоническая любовь прочно соединена с чистотой рыцаря, то есть с его плотским воздержанием.

Есть в романе один человек, который прямо указывает на Мышкина как на рыцаря-тамплиера. Это Евгений Павлович Радомский, еще один весьма загадочный персонаж, совершенно непонятый и полностью пропущенный достоеведами. Так вот. Пришедший к Мышкину после того, как Аглая порвала с князем все отношения и уже готовилась его свадьба с Настасьей Филипповной, Радомский так прямо Мышкина и назвал – «рыцарем, девственником» (курсив мой):

Хотите, я разберу вам вас самих как по пальцам, покажу вам вас же самого как в зеркале, до такой точности я знаю, в чем было дело и почему оно так обернулось! Вы, юноша, <���…> явились с первым пылом жажды деятельности , так сказать, набросились на деятельность! И вот, в тот же день, вам передают грустную и подымающую сердце историю об обиженной женщине, передают вам , то есть рыцарю, девственнику , – и о женщине!

Откуда Радомский знает, да еще «до такой точности» , почему всё так вышло с князем, а также на какую такую деятельность набросился князь, – это еще один вопрос, скрывающий под собой истинное, зашифрованное автором содержание романа. Я на этот вопрос подробно отвечу в другой главе.

Сейчас же отметим два слова – «рыцаря» и «девственника», идущих практически парой. Суть здесь в том, что это не перечисление. Это уточнение: говорим «рыцарь» – подразумеваем «девственник». И наоборот. Рыцарь-девственник. Мышкин. Это же о нем говорит Евгений Павлович, обращаясь к нему, – « вам , то есть рыцарю, девственнику».

Еще одна реплика Радомского становится подтверждением Аглаиному «чистому и высокому рыцарю» применительно к Мышкину.

«Вы, родовой князь и чистый человек» – говорит Радомский. Как известно, посвящение в рыцари (и в масонскую рыцарскую степень в том числе) мог получить только знатный, родовой человек, в данном случае родовой князь . А «чистый человек» из реплики Радомского – это и есть тот самый девственник, чистый и высокий рыцарь Аглаи Епанчиной.

СНОСКИ К ГЛАВЕ 3:

1)Соколов Б. В. Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. М.: Яуза, Эксмо, – 2007. – 512 с.

2)Вага Фауста. Тамплиеры: история и легенды. – М.: Ниола-Пресс; Издательский дом Вече, 2007. – 128 с.

3)Рид, Пирс Пол. Тамплиеры. – М.: АСТ, 2005. – 410 с.

Смена Аглаей аббревиатур в стихотворении Пушкина про «рыцаря бедного» – это, на первый взгляд, очень запутанный момент. Аббревиатуры менялись трижды. Специалисты ими занимались, но почему-то каждой по отдельности. И никто из достоеведов даже и не пытался их все объединить и уж тем более объяснить их в их последовательности . Почему же они сменяли друг друга именно в такой очередности? И почему менялись именно на такие буквы? Ответим на эти вопросы.

В момент, предваряющий декламацию «рыцаря бедного», одна пушкинская строфа подверглась со стороны Аглаи, как мы знаем, странным искажениям. Аглая должна была прочитать вот что:

Аббревиатура A. M. D. из текста Пушкина – это начало католической молитвы Ave Mater Dei (Радуйся, Матерь Божья).

Предваряя чтение, Аглая посчитала нужным разъяснить смысл этого стихотворения, сообщив слушателям, что «в стихах этих прямо изображен человек, способный иметь идеал, <���…> поверить ему, а поверив, слепо отдать ему всю свою жизнь. <���…> Там, в стихах этих, не сказано, в чем, собственно, состоял идеал „рыцаря бедного“, но видно, что это был какой-то светлый образ, „образ чистой красоты“, и влюбленный рыцарь вместо шарфа даже четки себе повязал на шею».

Образом чистой (непорочной) красоты в пушкинском стихотворении является Дева Мария, строфа о которой не вошла у Достоевского в отрывок. Сокращение A. M. D. (Ave Mater Dei) также относится к Богоматери.

Однако Аглая внезапно подменяет относящуюся к Деве Марии аббревиатуру на другие буквы (А. Н. Б.), заодно заменив и сам «образ чистой красоты» на некую его тёмную противоположность.

Ошибку Аглаи пытается исправить Коля Иволгин, но только еще больше всё запутывает (курсив мой):

– <���…> Там, в стихах этих, не сказано, в чем, собственно, состоял идеал «рыцаря бедного», но видно, что это был какой-то светлый образ, «образ чистой красоты», и влюбленный рыцарь вместо шарфа даже четки себе повязал на шею. Правда, есть еще там какой-то темный, недоговоренный девиз, буквы А. Н. Б., которые он начертал на щите своем…