Анатолий Анисимов - Компьютерная лингвистика для всех: Мифы. Алгоритмы. Язык

Самоубийство связано с возможностью сознания человека воспринимать самого себя как отчужденный абстрактный объект. Это новое качество — достижение эволюции разума. Какое-нибудь доминирующее неприятное чувство, возникшее по той или иной причине, может быть связано с абстрактными указателями, вызывающими образы различных вещей, включая образ самого человека. Возникает навязчивая идея избавиться от неприятного чувства. Может так случиться, что среди всех опротивевших вещей первичная причина затеряется, а объектное «Я» займет весь передний план. Уничтожается абстрактный объект, но с мгновенным освобождением исчезает сама личность.

«Теперь анализ меланхолии показывает нам, что «я» может себя убить только тогда, если благодаря обращению привязанности к объектам на себя оно относится к себе самому как к объекту; если оно может направить против себя враждебность, относящуюся к объекту и заменяющую первоначальную реакцию «я», к объектам внешнего мира… Таким образом, при регрессии от нарцистического выбора объекта этот объект, хотя и был устранен, все же оказался могущественнее, чем само «я». В двух противоположных положениях крайней влюбленности и самоубийства объект совсем одолевает «я», хотя и совершенно различными путями». [65] 65 Фрейд 3. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. Тексты,—М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984,—С. 209,

Самоубийство — свойство циклического мышления с развитыми ассоциативными связями. В мысли «объект — охотник» соединяется действием с «объектом — целью», но тут же по ассоциативной связи возбуждаются новые образы, вызываемые «объектом — целью». Эти образы посылают импульсы «объекту — охотнику», сигнализируя о возможных отношениях с ним. «Объект — охотник» аналогичным способом вступает во взаимодействие с новыми образами.

Если «объект — охотник» и «объект — цель» представляют объектное «я» человека, то возможно усиление потенциала циклического пути, соединяющего эти два одинаковых «я». Мысль замыкается в кольце, напряжение возрастает, неприятные ощущения усиливаются. Хорошим профилактическим средством может быть любая работа, связанная с необходимостью быстрого управляющего реагирования. Такая работа требует одностороннего древнего мышления по типу «охотник и жертва». При этом отсекаются лишние ассоциативные потоки сознания. В частности, полезен спорт. Футбол изобрели в первобытных племенах индейцев, правда, играли тогда отрубленной человеческой головой.

У особо чувствительных людей в наше время абстрактное созерцание приводит в действие потоки ощущений, непрерывно меняющие свои полюса, которые могут вызвать опасное ощущение абсурдности жизни. Вещи в своей обыденности, повторяемости и ускользающих подробностях могут вызвать странные ощу» щения. Как на картинах пуантилистов, каждая вещь изображается множеством разноцветных изолированных точек, каждая точка есть тоже вещь, состоящая из точек, и, вглядываясь в детали причудливой картины мира, теряешь ощущение реальности существования.

В 1938 г. в Париже появился знаменитый роман Ж-П. Сартра «Тошнота», возникло философское течение абсурда, получившее название «экзистенциализм». Герой романа созерцает в парке деревья.

«Я приготовился увидеть, как движение возникает из небытия, как мало-помалу зреет и расцветает — наконец-то мне удастся подсмотреть, как существование рождается на свет.

Но не понадобилось и трех секунд, чтобы все мои надежды рухнули. На колеблющихся ветках, слепо шаривших вокруг, я не мог уловить «переход» к существованию. Сама идея перехода тоже придумана людьми. Слишком определенная идея. Все эти крошечные подрагивания были отделены друг от друга, выступали сами по себе. Они со всех сторон кишели на ветках и сучьях. Они вихрились вокруг этих высохших рук, обволакивая их крохотными ураганами. Само собой, движение было чем-то иным, нежели дерево. И все равно это был абсолют. Вещь. Все, на что натыкался мой взгляд, было заполнено. На концах веток роились существования, они непрерывно обновлялись, но они не рождались никогда… И все существующее, что мельтешило вокруг дерева, не являлось ниоткуда и не исчезло никуда. Вдруг оказывалось, что оно существует, и потом вдруг что уже — нет. Существование лишено памяти: от ушедших оно не сохраняет ничего — даже воспоминания. Существование всюду до бесконечности излишне, излишне всегда и всюду. Существование всегда ограничено только существованием… Они не хотели существовать, но не могли не существовать — вот в чем загвоздка». [66] 66 Сартр Ж. П, Тошнота // Иностр. лит. — 1989 — JA 7.— С. 96.

Экзистенциализм отличается пристальным вниманием к переходу между существованием и небытием. Только этот переход объявляется истинным бытием, все остальное, включая само существование и небытие, абсурд — логические ловушки нашей мысли.

В 1942 г. среди дрожащих неторопливых мелодий экзистенциализма прозвучал новый восточный мотив. Вышла в свет повесть Камю «Посторонний». Герой ее, алжирец Мерсо, живет в абсурдном мире вещей и событий. Он видит вещи, слышит звуки, хоронит мать, совершает бессмысленное убийство и все время безучастно наблюдает себя со стороны. Он посторонний, он тоже вещь в мире вещей. И только в ночь перед казнью он неожиданно избавляется от гипноза постороннего наблюдателя и запоздало бунтует.

«Тошнота» Ж. П. Сартра и «Посторонний» Камю дают описание чувства абсурда. Это сложное чувство нуждается в объяснении. Абстрактные концепции, связанные с философией абсурда, излагаются в «Объяснении Постороннего» Сартра и «Мифе о Сизифе. Эссе об абсурде» Камю. Логика абсурда (в нем тоже есть свои структура и логика) раскрывается в творчестве Кафки.

В «Мифе о Сизифе» Камю начинает с проблемы самоубийства.

«Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема — проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, — значит ответить иа фундаментальный вопрос философии. Все остальное — имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями — второстепенно. Таковы условия игры: прежде всего нужно дать ответ». [67] 67 Камю А. Миф о Сизифе.—С. Ш.

Ф. М. Достоевский — один из тех, кто наиболее остро воспринимал все грани абсурда. В своих поисках он поднимается к богу и опускается на землю, парит над ужасающей бездной и падает в нее. Никому не дано удержаться между небом и землей. Только вверх или вниз. Преступление требует наказания или наказание требует преступления? В абсурдном мире однозначных ответов нет. Есть только две условные грани — существование и небытие. Одну истертую, потрескавшуюся грань мы, кажется, знаем. Что же там, за пределом? И в каком-то кошмарном, повторяющемся, черном, абсурдном сне Свидригайлов медленно подносит к виску пистолет и равнодушно нажимает курок. От звука выстрела он хотел проснуться, но выстрел прозвучал не во сне.