Лев Успенский - По закону буквы

Занятно, что, когда я писал в 40-х годах свое «Слово о словах», мне хотелось поговорить в нём об этих «странностях» любви и ненависти буквы к букве; я был уверен, что сочетания КЮ и КЯ в чисто русских словах литературного языка невозможны. Но я не рискнул это утверждать: надо было предварительно перебрать по словечку весь лексический запас русского языка — ведь КЮ или КЯ могли попасться где-нибудь в самой середине слова.

А вот сейчас я спокойно беру в руки книгу «Структурная типология языков» и нахожу в ней обширный перечень всех реально встречающихся в нашем языке буквенных пар (от АА до ЯЯ ), который уже совершенно точно подтверждает правильность моих давних предположений.

Диалектные сочетания КЮ и КЯ в русских словах известны, конечно, только в звучащей речи: на письме они встречаются лишь в диалектологических записях или у художников слова, при изображении речи крестьян.

Наше Ю помогает нам выразить многие иноязычные звуки. Применяя его для этого, будем помнить, что полного равенства между нашим « ю » и хотя бы французским « и » не существует.

Вот хороший пример. Мною помянутый поэт Северянин не только включал с восторгом в свои стихи «импортные» слова; он стремился придать своей поэзии и общее «заграничное» звучание.

Думается, он с наслаждением написал бы русский глагол для большей эффектности латинскими буквами — izmenu. Тогда рифма получилась бы точной.

Теперь же вышло, что французское слово menu приходится произносить с русским мягким « нь » перед Ю . НЮ в слове «меню» начинает звучать как « ню » в русском имени «Нюша». От французской элегантности ничего не остается. Все такие псевдоевропейские приспособления неточны, если дело заходит о тамошних «ю-образных» звуках, которые хотят передать на русский лад. Мы ведь через то же Ю выражаем и английское EW — New Jork — Нью-Йорк, и шведское У — Nykoping — Нючёпинг, и множество восточных звуков, напоминающих наш звук « у » после мягкого согласного.

Как же лучше передавать такие звуки?

Ответ навряд ли возможен. Как и всюду, в вопросах письма каждый способ имеет свои плюсы и свои минусы…

…По-моему, не существует ни в одном языке слова, состоявшего из одной только буквы Ю . А вот удвоенное Ю в какие-то если не слова, то «словоиды» превращаться способно. До революции были папиросы сорта «Ю-ю». У Куприна есть рассказ «Ю-ю» — так звали любимую кошку писателя. Во французских словарях вы найдете слово you-you, означающее небольшую спортивную лодку.

Не отсюда ли пошли и наши «Ю-ю»?

«…Оставалась у нас невыученной одна только самая последняя буква — «Я». И вот тут-то, на этой последней буковке мы вдруг с Иринушкой и споткнулись.

Я, как всегда, показал букву, дал ей как следует рассмотреть и сказал:

— А вот, Иринушка, буква «я».

Иринушка с удивлением на меня посмотрела и говорит:

— Ты?

— Почему «ты»? Что за «ты»? Я же сказал тебе: это буква «я».

— Я и говорю «ты».

— Да не я, а буква «я».

— Не ты, а буква «ты»?

— Ох, Иринушка, Иринушка! Наверное, мы с тобой немного переучились. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что это не я, а что это буква так называется «я»?

— Нет, — говорит, — почему не понимаю? Я понимаю.

— Что ты понимаешь?

— Это не ты, а это буква так называется: «ты».

…Я выписал это из чудесного маленького рассказа Л. Пантелеева «Буква «ты». Он естественно вспомнился мне, как только у нас с вами осталась невыученной одна последняя буква — Я . Ведь это единственная буква нашей современной азбуки, которая по воле случая, а не сознательного намерения составителей этой азбуки сохранила подобие «предметного наименования». В кириллице была первая буква « аз », а в «гражданке» последняя — Я .

Положение, конечно, ничего общего не имеющее: там букве нарочито подобрали имя по акрофоническому принципу, чтобы она как раз и была первой буквой избранного слова. А тут сама передача в одном знаке йотированного « а » привела к совпадению названия знака со словом « йа » — « я ».

Но это совпадение может убедить нас, что измышленный предками мнемонический приём названия букв был чреват опасностями. Как милая Иринушка растерялась, услышав из уст своего учителя, что букву зовут « я », так ребята XVI или XVIII века могли недоумевать по поводу совсем другого знака, почему-то именуемого «он». Это теперь нам, грамотным и привычным к отвлеченному мышлению, все трын-трава, а в торжественный момент, когда человеческий детеныш впервые должен постигнуть связь между звуком и его совершенно на него непохожим начертательным образом-знаком, узнать, что затем, сцепившись с другими такими же звукознаками, он может войти в состав слова и начать значить что-то, в этот трудный миг в жизни каждого любая лишняя психологическая извилина, дополнительный зигзаг, идущий не «прямо», а «наискось», не поможет, а только помешает. К счастью, педагоги поняли это уже давно.

Откуда «пошла есть» наша буква Я , я уже вам сообщил, а о её странных двойных связях и с древним «малым юсом», и с латинской буквой R вам уже все известно… Теперь надо отдать должное «загруженности» нашей Я , буквы «на все руки», буквы-совместителя.

Все знают: в началах слов или внутри слов, но после гласных звуков, а также вслед за «разделителями» Ъ и Ь Я читается как « йа »: « йарко », « туйа », « бадьйа »…

Однако, поскольку А в безударных слогах звучит совсем непохоже на обычное « а », то и Я в этих слогах приходится брать на себя функцию выражения совсем иного звука, пусть йотированного. В слове, встречающемся в этой книге едва ли не чаще других, мы слышим « йезык », хотя и пишем « язык ». А в слове « заяц »? Вслушавшись, мы поймем, что тут Я выражает один из памятных нам редуцированных гласных, но поди скажи точно, как его изобразить — « зайец », « зайиц »?.. Туманно… Может быть, и просто « заяц ».

Следуя за мягким согласным, буква Я читается как « а ». В подударных слогах это слышно ясно « бьака », « вьазко ». А там, где ударение отсутствует? Там мы всё равно пишем Я , хотя выговариваем нечто весьма неопределенное — « утя-утя », « готовальня ». Стоит-то тут « я », но, пожалуй, правильнее было бы на его место поставить какой-нибудь «паерок» — « ь » — « готовальнь ».