Ю Откупщиков - К истокам слова. Рассказы о науке этимологии

В одной из своих работ французский лингвист А. Мейе писал: «Просматривая этимологический словарь, мы получаем такое впечатление, будто индоевропейский язык обладал словами и корнями абстрактного и общего значения, между тем как каждый из индоевропейских говоров надо представлять себе вроде какого-нибудь современного литовского говора, бедного общими понятиями и изобилующего точными названиями конкретных действий и мелочей домашнего обихода». На эту распространённую ошибку этимологов указывали и другие языковеды. Психологически подобная ошибка объясняется довольно легко.

Сравнивая общие по своему происхождению слова из разных индоевропейских языков, этимолог реконструирует предполагаемую индоевропейскую праформу. Наряду с фонетической и словообразовательной реконструкцией, ему при этом приходится восстанавливать и древнейшее значение слова. Но поскольку очень часто значения исконно единого слова существенно изменяются в различных языках, стремясь найти в них что-то общее, этимолог иногда начинает пренебрегать конкретными деталями значения. В результате реконструированное индоевропейское значение оказывается более «расплывчатым», более абстрактным, чем в реальных, исторически более поздних, языках. А отсюда складывается ошибочное представление о том, что развитие значений [76] Иногда это общее значение представляется как «диффузное», «нерасчленённое», потенциально заключающее в себе все последующие конкретные значения (точка зрения академика Н. Я. Марра). шло от общего, абстрактного значения к частному, конкретному.

На самом деле, многочисленные языковые факты говорят о том, что развитие значений слова в индоевропейских языках шло от конкретного к абстрактному. Подобно тому как в истории мышления абстрактные понятия формируются сравнительно поздно на базе конкретных представлений, так же и в языке слова с более или менее абстрактным значением обычно развиваются на основе слов с конкретным значением.

Справедливость высказанных положений может быть подтверждена многочисленными примерами из древнейшей истории индоевропейских языков. Впрочем, для этого нам не обязательно обращаться к индоевропейской эпохе. Закономерности развития значений от конкретного к абстрактному могут быть наглядно проиллюстрированы на таких примерах из современного русского языка, где этимологические связи между словами достаточно ясны. Просто мы обычно не обращаем внимания на этимологию многих слов, которые употребляем в нашей повседневной речи.

Вдумайтесь в буквальное значение таких, например, слов, как воспитание, отвращение, предыдущий. Их этимология достаточно прозрачна, воспитание буквально означает ‘вскармливание’', отвращение — ‘'отворачивание’ (от неприятного предмета или лица), предыдущий — ‘идущий впереди’. Во всех этих случаях исходное конкретное значение приобретает в языке более абстрактный смысл. Даже такие слова, обозначающие отвлечённые понятия, характерные для языка математики, как отрезок, касательная, секущая , представляют собой производные совершенно конкретных глаголов действия: резать, касаться, сечь (‘рассекать’).

Максимально, казалось бы, абстрагированные от реальных предметов геометрические понятия ‘точка’ и ‘линия’ также, как правило, этимологически восходят к словам совершенно конкретным: русск. точка (из тъчька ) — к др. — русск. тъкнути [77] Ср. в современном русском языке ткнуть и тыкать . ‘воткнуть, пронзить’, чешск. bod [бод] ‘точка’ — к bodati [бóдати] ‘колоть’ (сравните болгарск. бод ‘укол’), др. — греч. stigmē [стигмé:] ‘точка’ этимологически восходит к значению ‘укол’, латинск. punctum [пýнктум] ‘точка’ — к pungo [пýнго:] ‘колю’. Литовское слово taškas [тáшкас] ‘точка’ — к teška [тяшка] ‘капает, брызгает’ — отражает иную семантическую модель: здесь ‘точка’ восходит к значению ‘капля’ (или ‘брызга’), а не ‘укол’. То же самое можно сказать об украинском слове крапка ‘точка’ (к крапати ‘капать, брызгать’).

Наконец, русское слово линия , как и ряд его европейских «сородичей», представляет собой заимствование из латинского linea [лúнеа]. Буквальное же значение этого латинского слова — ‘льняная (нить)’.

Интересно в этом же плане проследить историю слова арена , которое в русский язык попало из латинского языка. Исходным значением латинского слова (h)arena [(х)арé:на] было значение ‘песок’, затем — ‘песчаное место’, ‘площадка, посыпанная песком’, и, наконец, ‘поприще, область деятельности’. Второе и третье значения мы находим и у русского слова арена .

Близкую сумму значений имеет также русское слово поприще . Обычно это слово означает ‘область или сфера деятельности, род занятий’. Однако это уже более позднее, вторичное значение слова поприще , которое этимологически связано с глаголом попирать ‘топтать’. Ближе к этимологическим истокам этого слова его более древнее, теперь уже устаревшее значение, ‘место для бега, борьбы и других состязаний’. Здесь абстрактный характер современного значения слова поприще проявляется уже в том, что это поприще обычно не попирают ногами.

Очень многие слова, обозначающие разного рода ощущения и чувства человека, также явились результатом развитая их семантики от конкретного к абстрактному. Так, например, в основе слов со значением ‘горький’ очень часто лежит понятие ‘режущий, кусающий’. Именно такую этимологию имеют: литовск. kartus [картýс] ‘горький’ — к корню *ker -‘резать’, др. — русск. бридкыи ‘терпкий, горький’ — к брити ‘резать’, английск. bitter [бúтэ] ‘горький’ — к to bite [ту байт] ‘кусать’. Русское прилагательное горький имеет иную, но также конкретную этимологию: к глаголу гореть . Иначе говоря, слово горький этимологически означает ‘жгучий, обжигающий (вкус)’.

Столь же конкретные значения лежат в основе многих абстрактных слов, связанных с выражением внутреннего душевного состояния человека. Так, с глаголом гореть этимологически связано не только прилагательное горький , но и существительное горе . Сходную этимологию имеет также слово печаль (к глаголу печь ).

Нередко слова, означающие ‘горе, печаль’, образуются от глаголов со значением ‘грызть’, причём образ душевного состояния здесь опять складывается на основе совершенно конкретного действия. К примерам подобного рода можно отнести украинское грижа ‘печаль’ (к гризти ), ряд литовских слов, образованных на основе grauž - [грáуж-] ‘грызть’, русское угрызения (совести) и, быть может, грусть . Одна из наиболее правдоподобных этимологии последнего слова связывает его с глаголом грызть . Наконец, скорбь , по-видимому, этимологически может быть сопоставлено с древнеанглийским глаголом sceorfan [скéорфан] ‘грызть, кусать’.